Подвеска Кончиты

– Мама родимая… – проворчала старуха, – тоже – все сама…

Посредине стола, на деревянной подставке стоял металлический чайник. Кроме варенья, конфет и домашнего печенья здесь была отварная картошка, порезанная селедка и соленые огурцы. Окно, к которому примыкал стол, располагалось так низко, что комната наверняка просматривалась с улицы.

– Мама…

– Что, доченька?

– Я очень скучала.

– И я… – Людмила Николаевна виновато улыбнулась.

– Вот и ладно, вот и поговорите, – Зинаида Дмитриевна умиротворенно кивала, прихлебывая из блюдечка чай.

– Отец тоже хотел приехать, но не смог.

– Я слышала, он женился?

Зинаида Дмитриевна со стуком поставила блюдце:

– Да как же это?! Вы по закону – муж и жена! Может, еще сойдетесь…

– Я уже говорила вам! – воскликнула Людмила Николаевна с неожиданным раздражением.

– Неладно поступаешь, Людмила… По закону положено – живите и не гневите Бога. Дочь у вас растет.

– Выросла уже, – Людмила Николаевна потянулась через стол и погладила руку дочери. У той вспыхнуло лицо, она уронила голову на руки и зарыдала.

– Что случилось? – у матери на глазах выступили слезы.

– Я так долго… этого… ждала… – Дайнека говорила прерывисто, всхлипывая между словами.

– Вот и ладно, вот и поплачьте… – Зинаида Дмитриевна положила в рот карамельку и отхлебнула из блюдечка чаю.

– Расскажи лучше, как ты без меня жила, – Людмила Николаевна взяла себя в руки.

– Плохо. Без тебя – плохо жила, – Дайнека вытерла ладошкой лицо. – Я все время ждала, что ты позвонишь или напишешь.

– Я хотела…

– Чего ж не писала? – Зинаида Дмитриевна строго уставилась на Людмилу Николаевну.

Помолчав, та грустно ответила:

– Тогда еще больней было бы.

– Ты глупостей не говори! – прикрикнула на нее старуха. – Девчонка с двенадцати лет без матери мается. Ты спросила, каково ей без родительского совета жилось? Без материнского благословения – как без Бога, ни до порога! Каких делов наворотила, поганка!

– Зинаида Дмитриевна, я сама разберусь.

– Разобралась ужо, – не без ехидства заметила Зинаида Дмитриевна и совсем тихо добавила: – Вертихвостка.

– Зинаида Дмитриевна!

– Молчи лучше, Людмила! Глаза б мои на тебя не глядели.

– Да что же это такое, черт возьми… – растерянно проговорила Людмила Николаевна.

– И чтобы ругани я от тебя больше не слышала! Когда женщина ругается – весь мир содрогается.

Зинаида Дмитриевна встала из-за стола, смела со скатерти крошки и с достоинством удалилась.

– Обиделась, – вздохнула Дайнека.

– Как же… Сейчас вернется. Мы с ней целыми днями вот так воюем. Она ворчливая старуха, но добрая. Отругает, да тут же и пожалеет. Не знаю, что бы я делала, не будь она рядом.

Решив, что настал подходящий момент, Дайнека спросила:

– Лариса здесь не бывает?

– Заходит, – усмехнулась Людмила Николаевна. – Последний раз приходила за телевизором, – она неожиданно рассмеялась. – А когда выносила, Зинаида Дмитриевна с ней сразилась, но телевизор отбить не сумела. Так что теперь мы по вечерам в карты играем. Спать рано ложимся.

– Неужели тебе никто не помогает? А как же Красный Крест?

– Как раз сегодня медсестра заходила. Ты видела ее. Обещала иногда приходить, говорит, у них людей не хватает.

Мать стала машинально собирать чашки. Спохватившись, вспомнила:

– Что же это я… Может быть, еще чаю выпьешь?

Дайнека покрутила головой.

– Давно не встаешь с кресла?

– Кто тебе сказал, что не встаю? – Людмила Николаевна уперлась руками в подлокотники, с усилием поднялась и оттолкнула кресло назад. Стараясь не показывать, как ей трудно, переступила с ноги на ногу.

Дайнека испуганно бросилась к матери. Не выдержав такого напора, сзади опрокинулся стул.

В комнату влетела Зинаида Дмитриевна.

– Что тут у вас?! Опять выделываешься, малахольная? – Старуха озабоченно заковыляла к Людмиле Николаевне, привычно подхватила ее худенькое тело и, подкатив кресло, попыталась ее усадить.

– Баба Зина, давай походим!

– Ходок из тебя, милая, незавидный, – Зинаида Дмитриевна сделала первый шаг, и Людмила Николаевна тоже переставила ногу.

Они с трудом прошли вдоль стола.

– Садись, горемычная, хватит.

– Видела? – Людмила Николаевна победно взглянула на Дайнеку, а та едва сдержалась, чтобы не зареветь. Потом схватила чашки и выскочила на кухню. Вслед за ней туда пришла Зинаида Дмитриевна.

– Хорохорится, сердешная, виду не подает. Спина у ей сильно болит. – Опустившись на стул, она подняла на девушку кроткие старческие глаза: – Забери ее отсюда, пропадет она здесь одна.

Дайнека закивала:

– Я заберу, заберу. Вы только помогите уговорить.

– А ведь и вправду не поедет.

– Почему? – Дайнека побледнела от волнения.

– Подружка у нее появилась.

– Подружка?

– Увидишь ее. Она выпить не дура, а матерь твоя сегодня пенсию получила. Завтра в аккурат и придет, Тина-скотина, – старуха перекрестилась. – Прости меня, Господи…

– Она обижает маму?

– Эта нет, с Лариской не сравнить. Так, объест-обопьет, а как деньги закончатся, домой соберется. Я ихних делов не знаю, кто они – лесбиянки, куртизанки или какая друга беда, меня это не касается. А мать твою сильно жалею.

– Спасибо вам!

– Ты мне таких глупостей больше не говори! Не люблю я этого.