Подвеска Кончиты

– Потому что на фото рядом с ней был мой муж, – Ирина нервно рассмеялась. – Потом была статья о падении нравов. Одним словом, чтобы хоть как-то поправить дело, придумали развести нас задним числом, а Светку, дочку кандидатскую, тоже задним числом выдать за моего мужа. Старались, но дело не поправили. После разгромного проигрыша их развели, а нам позволили жениться еще раз. Что было дальше – я тебе рассказала. Он пришел, а я его прогнала.

– И ты после этого осталась работать в штабе?

– Это моя работа, я профессионал. На плаву меня держало только презрение к мужу. Он был трус.

Дайнека не ожидала такого трагического финала.

– Почему был? Он умер?

– Для меня – да, – резко произнесла Ирина и затушила сигарету. – Давай спать.

– Спокойной ночи, – тихо откликнулась Дайнека.

Она проснулась от того, что было тихо – поезд стоял. Растолкала Ирину.

– Что? – всполошилась та.

Вместо ответа Дайнека указала рукой в окно. За ним красовался Красноярский железнодорожный вокзал.

– Приехали? Почему нас не разбудили?

Мимо окна проплывали полицейские фуражки с кокардами, а по коридору топали крепкие ноги.

– Господи… – Дайнека опустилась на постель. В ту же минуту в дверь постучали. – Кто там?

– Полиция, открывайте!

– Мы не одеты.

– Одевайтесь и выходите в коридор.

Переглянувшись, они бестолково засуетились, отыскивая вещи и сталкиваясь в узком проходе между сиденьями. А когда наконец выпали в коридор, полицейский приказал:

– Приготовьте ваши документы и вещи для осмотра.

– Э-э-это еще зачем?! – возмутилась Ирина.

Он оторвался от каких-то бумаг:

– Делайте, что говорят. Приготовьте документы и ждите, пока к вам придут.

– И минуты здесь не останусь! У меня в два часа назначена запись передачи, – Ирина повернулась на каблуках, намереваясь забрать свою сумку и демонстративно покинуть вагон.

– Ирина Ивановна, я знаю, кто вы такая, и мне очень нравится ваша программа. Но в вагоне убийство. Придется вам задержаться.

Через раскрытую дверь третьего купе, пятясь, вышел человек в белом медицинском халате. Вслед за ним потянулись носилки, на которых лежало что-то плоское, накрытое простыней. Вслед за носилками вышел второй санитар. Потом было видно только его широкую спину.

– Что это? – тихо спросила Дайнека.

– Женщину убили.

– Когда?..

– Этой ночью.

– Эдик где? Где Эдик?! – закричала Ирина и ринулась в третье купе.

– Ирина Ивановна, стойте! Его там нет!

– Нет? – Ирина остановилась. – А где же он? Его тоже убили?

– Вернитесь в купе.

– Его убили?! – снова закричала Ирина.

– Прошу вас, не мешайте работать, вы же сознательная женщина.

– Миленький мой, ты только скажи, Эдик Марцевич жив?

– Жив ваш Эдик, жив! – сорвав с головы фуражку, полицейский достал из кармана платок и вытер со лба пот, потом протер изнутри околыш[10]. – Настолько жив, что даже в бега ударился.

В коридоре появился Ломашкевич.

– Дмитрий Петрович! – Ирина устремилась к нему.

– Пойдемте, – Ломашкевич первым зашел в их купе. – Судя по всему, вы уже знаете, что случилось прошедшей ночью.

– Ничего не знаю… – прошептала Ирина.

– Сегодня ночью убили Маргариту Марцевич. Ее муж бесследно исчез. Никто его не видел. Ночью было три остановки. Эдуард Марцевич мог сойти на любой из этих трех станций. Вопрос: зачем он это сделал?

– Эдик не мог убить, я хорошо его знаю. Он не мог этого сделать! – Ирина неистово вцепилась в локоть следователя.

– Успокойтесь и присядьте, у вас еще будет возможность высказаться.

Он достал блокнот и приготовился записывать:

– Вы виделись вчера с Маргаритой и Эдуардом Марцевич?

– Да, вечером они оба заходили.

– Когда это было?

– В начале одиннадцатого, – подсказала Дайнека.

– О чем вы говорили?

– Эдик сказал, что его пригласили выпить в девятое купе.

Ломашкевич озадаченно вскинул брови и уточнил:

– К Жукову?

– Да, – подтвердила Ирина.

– А его жена?

– Она пошла спать.

– И это все?

– Все.

Следователь в сердцах захлопнул блокнот:

– Только не говорите, что вы этой ночью ничего не слышали!

– Ни-че-го!

Дайнека с тоской уставилась в окно. Как же ей хотелось очутиться за пределами этого поезда!

– Как это произошло? – спросила Ирина.

– Кабы знать… – вздохнул Дмитрий Петрович. – Наверняка можно сказать только одно: смерть наступила около двенадцати часов ночи. Ее задушили во сне. Потом зачем-то повернули лицом к стене и накрыли одеялом. Утром проводница зашла разбудить, решила, что она спит. Ну а когда расталкивать начала, тут уж поняла, что женщина мертва.

– А Эдик?

– Исчез.

– Вы думаете, это он? – Ирина прикрыла глаза руками.

– Иначе зачем сбежал? – спросил Ломашкевич.

– Эдик – слабый человек, он не способен убить. Просто он пил.

– Ну, это, как говорила моя учительница, звенья одной цепи…

– Вы не понимаете… – Ирина отчаянно искала слова.

– Так объясните! – следователь был готов ее выслушать.

– Убить Маргариту для него все равно что убить мать. Вы не представляете, сколько она для него сделала: спасала, лечила от алкоголизма. Детей у них не было, он был ее ребенком.

Тут вмешалась Дайнека:

– Если, по-вашему, он убил Маргариту, значит, и тех двоих – тоже он?

– Я так не сказал.