Подвенечный саван

– И вы здесь, чтобы за Саней присматривать, так? Жэка наверняка попросил вас присмотреть за другом, поскольку он… А, неважно. Ладно, передавайте ему привет. И раз с ним все в порядке…

– В порядке! – перебила ее Лера, стиснув зубы. – Вашего волнения это не стоит, поверьте.

– Ну-ну…

Маша снова снисходительно улыбнулась, повернулась к ней спиной и скрылась через мгновение за своей дверью. Но, прежде чем скрыться в недрах своей квартиры, она все же успела сказать:

– Вы передайте ему, что я приходила и справлялась о его здоровье. Не забудьте, Лера…

Конечно, она забыла! Не в том смысле, что запамятовала, а в том, что не пожелала вспомнить. Она закончила поклейку обоев, прибралась в тесной конуре, которую всячески пыталась превратить в жилую комнату. Привела себя в порядок, переодевшись в симпатичный спортивный костюмчик. Дождалась Лаврова, вернувшегося откуда-то хмурым, раздражительным, и тут же принялась кормить его ужином. Она старалась, было вкусно. Но он не похвалил. Молча сгреб все с тарелок, сказал спасибо и ушел в комнату. Потом они молча смотрели по телевизору какую-то ерунду. Он на своем диване. Она на кресле в метре от него. Затем по очереди приняли душ, разошлись по комнатам и уснули.

Нет, это Лавров уснул, захрапев минут через десять. А Лера долго не спала. Все думала и мечтала. Мечтала и думала. И утром она снова не стала говорить, что Маша заходила. А теперь уже и ни к чему. Раз Маша ничего не рассказывала, не жаловалась, то зачем?

– Точно ничего такого не рассказывала? – все же еще раз уточнила Лера. – Я о том, как прошел у них тот воскресный обед?

– Да нет, особо ничего. Сказала, что неприлично напилась. И что почти ничего не помнит. – Лавров припарковал машину, полез на улицу. – Ты чего сидишь? В машине остаешься?

– А? – Она вздрогнула, мысли, посетившие ее после его слов, были удручающе отвратительными. – Нет, я иду, иду…

Они поднялись к Лаврову в квартиру. Он почти сразу уткнулся в телевизор. А Лера, послонявшись без дела по квартире, решила съездить к себе домой. Ей нужен был отец – раздраженный, неулыбчивый, ворчащий – все равно какой. Ей срочно нужно было с ним поговорить о том, о чем она не могла говорить с Лавровым.

Она переоделась в недорогое пальтишко из букле, в котором отец называл ее «курочкой рябой», неторопливо прошла почти под носом у Сани в прихожую. Кажется, он даже ее не заметил. Просто тень промелькнула мимо него. Тень, колыхание воздуха.

Лера едва не заплакала с досады, натягивая короткие сапожки без каблуков. Сняла с крючка запасной ключ, которым ее нехотя снабдил Лавров. Подержала его на распахнутой ладони, размышляя: может, оставить его здесь, может, больше не возвращаться, из ее затеи ничего не вышло, все ее старания…

– Ты куда?

Она вздрогнула, повернулась.

Лавров в шортах, с голым животом, босыми ногами стоял в дверях комнаты и смотрел на нее недобро.

– Прогуляться, – неуверенно произнесла Лера и задрала подбородок. – А что?

– А то! Станешь умничать, выпендриваться, выкину вместе с твоим скарбом. Повторяю вопрос: ты куда?

– К папе, – шмыгнула Лера носом, показавшись самой себе такой противной, такой маленькой и такой некрасивой, что еле сдержалась, чтобы не зареветь.

– Машину возьми. – Он вытащил из кармана шорт ключи от машины, кинул ей. – И чтобы не моталась нигде после отца. А то…

– Выкинешь, я поняла. – Лера ключи ловко поймала и закрутила тут же головкой дверного замка. – Я правда к папе. Надо уговорить его узнать адрес той машины, которая…

– Я понял, – буркнул Лавров и тут же снова исчез в комнате…

Глава 7

– Я же говорил тебе, малышка, что ничего из твоей затеи не выйдет.

Час спустя Жэка сидел на старой софе в захламленной комнате своей тесной квартирки, гладил дочку по голове и уговаривал не плакать.

– Пап, он меня совсем не замечает, понимаешь?! – ревела Лерка, прижимаясь к его провонявшему куревом и потом свитеру. – Я для него пустое место! Просто пустое место! Как в детстве! Он смотрит на меня, как в детстве!

– Я тебя предупреждал.

Жэка с болью глядел на вздрагивающие худенькие плечи дочери. Ему очень, очень, очень было ее жалко. Ее юное сердечко страдало, надрывалось и болело. Но он не мог ей ничем помочь. Это не расшибленные коленки, эту боль зеленкой не прижжешь.

И Лаврова приструнить он не мог. Тот был не виноват. Он вообще ни о чем таком не подозревал. Лерка сама затеяла эту любовную возню, решив, что раз Саня теперь пострадавший, то может стать и покладистым. Ага, как же! А то он Саню не знает! Даже Машке не удалось его захомутать – шикарной диве с положением и умом, а тут пигалица какая-то глазастая. Он, конечно, изначально был против всей этой дурацкой затеи. Изначально. И как мог долго отстаивал свое нежелание идти у Лерки на поводу. Но потом под гнетом ее доводов сдался.

– Мать выходит замуж, па, ты понимаешь? – бесилась доча и носилась по его квартире, пиная табуретки. – Я ей не нужна! Вовсе не нужна! Мне даже кажется, что она начала меня ревновать к своему хахалю, па! Ты хочешь, чтобы я там жила и мелькала у него перед глазами?! Чтобы он вожделал меня?