Подвенечное сари. Русские девушки в объятиях Болливуда

Вечно он ноет, что у него денег нет, сколько себя помню. На самом деле просто человек не хочет работать во всю мощь, ленится, ему удобнее быть, как все. Никогда в жизни за границей не был и вряд ли уже туда попадет, слаще морковки ничего не ел, единственная радость в жизни – выпить пива с друзьями по пятницам да на охоту в выходные съездить. Я ясно видела, что читалось в тот момент в мамином взгляде: «На твоем месте, скотина, я бы лучше по уши в долги влезла, но деньги на свадьбу нашла!» Да какое там… Проще отмахнуться – мол, денег нет!

– А ты поедешь, что ли? – недоверчиво спросил он маму.

– Конечно, поеду, – с достоинством ответила она. – Все-таки в первый раз дочь замуж выдаю… Событие, как-никак.

Гляжу – у папашки челюсть так и отвисла, а в глазах цифры замелькали: подсчитывать уже начал мысленно, во сколько ей эта поездочка обойдется.

Они с бабушкой горазды деньги в чужом кошельке считать! Причем если у остальных денег больше, чем у них, то значит, все они жулики и воры. Они и на мамин счет тоже языки частенько чешут, я знаю… А то, что она пашет как вол, с утра до ночи, три года в отпуске не была – это в расчет не принимается…

Отец вообще совершенно искренне полагает, что это он нас с сестрой воспитал и вырастил. Ну, если считать воспитанием его алименты на Дашку, то, быть может, он и прав… Помимо же этих обязательных ежемесячных жалких выплат, мы с ней ни копейки от него в жизни не видели.

Я даже не только про материальную базу сейчас говорю. Нашим воспитанием он не занимался никогда в принципе. Даже когда они с мамой еще жили вместе, все его участие в жизни семьи сводилось к тому, что он являлся вечером с работы и укладывался на диван перед телевизором. Помните старую хохму: «Папа пришел с работы, устал, читает газету. А мама – барыня какая! – стирать начала!»

Раздражало же меня в нем больше всего не это. Я не могла стерпеть того, что все наши с Дашкой заслуги он скромно записывал на свой счет. Допустим, выиграю я в каком-нибудь областном литературном конкурсе или Дашка сыграет в спектакле своего драмкружка на сцене Дома культуры главную роль – отец гордо распрямляет плечи:

– Мои гены!

Когда я в одиннадцатом классе получила золотую медаль, папа растрепал эту весть по всему городу (разумеется, без его генов опять не обошлось). Не принималось во внимание то, что это мама учила меня читать, писать, прививала мне любовь к литературе, корпела со мной над уроками, заставляя заново и заново переписывать мои первые крючочки и загогулинки, внушала мне изо всех сил, что «четверка – это, конечно, хорошая отметка, но вот пять – значительно лучше!». Нет, конечно, все это было ни при чем, ведь главное – папины гены!

Спустя какое-то время у него появился новый повод для гордости:

– Старшая дочь моя журфак окончила, я ее в Москву отправил; младшую – в медицинский устроили…

Блевать хочется, ей-богу! Ко всем этим событиям он имеет такое же отношение, как к восходу и закату солнца! Да что толку палить из крупных орудий, если даже за эту пресловутую справку у нотариуса мама заплатила пятьсот рублей из своего кармана, а у отца и мысли не возникло предложить поделить расходы. Очевидно, потому что пятьсот рублей – ну какие это деньги, даже смешно…

Ладно, не буду больше ворчать. Что было – то прошло, а в тот момент для меня главным было, что «лед тронулся, господа присяжные заседатели!».

Ох, я еще не знала тогда, что для меня начинается пора сплошного дурдома и беготни. Справки, переводы, нотариусы, апостили… Впервые я вплотную столкнулась с нашей бюрократической системой. Меня футболили из одного кабинета в другой, то посылали в Самару, то отправляли из Самары в Москву и обратно – никто толком ничего не знал («Ой, нет, такое мы не заверяем! Нет, на такие документы апостиль не ставим!»). В некоторых инстанциях вообще часы приема и выдачи документов были составлены, кажется, по принципу: «Каждый третий четверг месяца, кроме полнолуния, месячных у главного бухгалтера и праздников, с двух до трех часов, а в остальные дни даже не суйся!» Честное слово, я не преувеличиваю!

С каждой вновь полученной справкой я мчалась во весь опор к старенькому профессору, который переводил мои бумажки на английский язык. Чудесный старичок, преподаватель Самарского госуниверситета, умница! Он сотрудничал со многими нотариусами Самары – очевидно, зарплаты профессора на нормальную жизнь все же было недостаточно… Далее я хватала готовый перевод и галопом неслась к нотариусу, чтобы этот самый перевод официально заверили. После ехала в регистрационную палату – за апостилем. И затем свистопляска начиналась по новому кругу…

Просиживание в очередях к нотариусу уже стало моим постоянным времяпрепровождением. Сотрудники конторы узнавали меня и приветствовали как свою. Однажды даже секретарша, проходившая мимо по коридору, страдальчески вздохнула и сказала:

– Ох, господи, ну что вы все переводите, переводите, переводите… В следующий раз подойдите без очереди, я у вас документы сразу приму!