Она не могла наблюдать за всем происходящим, и сомневалась, что кто-то в здравом уме мог бы это сделать. Место на картине было реальным: таверна, или танцевальный клуб, или что там еще, расположенное в каком-то заброшенном хадейском гроте, освещенное факелами из горящей смолы. Весь плотский и загробный ужас картины развернулся перед глазами Джессики в разрешении High Def 1080p. Камера неторопливо бродила по пещере, будто это был глаз случайного наблюдателя. Одно злодеяние за другим, в течение нескольких часов, разворачивалось на экране, все, что она видела на зловонной картине и в сотни раз больше. Несколько зрителей, сидевших за стойкой, казалось, кивнули в сторону камеры, словно это был их знакомый. Среди них была изящно одетая пожилая пара, мужчины с тонзурами[19] и в мешковатых стихарях[20], женщина с кожей черной, как вулканическое стекло, с лысой головой, украшенной замысловатыми шрамами, с мочками ушей, закрученными в кольца, и шеей, вытянутой на полфута выше нормы, благодаря медным кольцам. Одна молодая современная пара непристойно целовалась и ласкала промежности друг друга; на них были одинаковые рубашки с надписью:
Но затем камера отважилась углубиться, хотя каменный арочный коридор был окрашен в белый цвет закисшей коркой. Здесь горело меньше факелов, что, возможно, и к лучшему, через каждые несколько ярдов появлялась ниша, в которой обнаруживалось все больше зверств и какодемонических сексуальных актов, утроивших тенор членов клуба. Камера никогда не задерживалась над каждым откровением, лишь входила и выходила, входила и выходила. Служители явно не были людьми, потому что у людей не могло быть ни огромных крыльев, сложенных за спиной, ни колючих ушей, ни рогатых голов. Как ей показалось, контролировали все происходящее существа, похожие на скалы, которых она наиболее отчетливо запомнила на картине, те привратники Тартара с зубилом-выколотыми-прорезями для глаз; плотью, как кожа слизняка, туго натянутой на массивную мускулатуру и ртами, как ножом-прорезаных-щелей-в-глине. В каждой нише эти твари либо насиловали женщин до смерти, либо голыми руками расчленяли людей и нелюдей; потрошили, кастрировали и обескровливали их прямо там; наполняя всем этим сосуды с красными, раскаленными углями, размером с ванну - и делали все это, ухмыляясь в своём демоническом ликовании.
Остальные образы тоже пытались остаться в её памяти, но она отогнала их в сторону, припарковалась на стоянке для посетителей и поспешила в больницу, ничуть не смущаясь своей скупой одеждой (шлепанцы, обрезанные шорты и желтый топ) и нисколько не заботясь о том, что ее похотливо оценивают.
- Я пришла навестить пациента по имени Эдмунд Руле, - сообщила она пожилой женщине за стойкой справочной. - В какой он палате?
- Вы сказали Эдмунд Руле? - женщина казалась неуверенной, сбитой с толку. - Да, пожалуйста, присаживайтесь. К вам скоро кто-нибудь подойдет, - и она украдкой подняла трубку.
Джессика села в пустой приемной, все еще нервничая.
Теперь ей пришло в голову, что мистер Руле, должно быть, умер, и скоро придет врач или медсестра, чтобы известить ее.
Еще одна ниша будет осмотрена, прежде чем Джессика, сжавшись от тошноты, выключит экран.