Это прозвучало как пощечина. Смущение и стыд в душе Серджо сменились бешенством и злобой против всех, кто лицемерно судил его прошлое, вместо того чтобы вспомнить, какой он хороший человек и заботливый отец.
— По-твоему, это смешно? Тебе нравится издеваться надо мной? Я тебе говорю: я чувствую себя куда лучше на теперешней должности. И пусть все эти
— Это не тот ответ, которого я ждал, Серджо. А ответ мне нужен. До конца этой поездки.
Серджо заморгал, увидев дорожный знак: «МЕЖДУНАРОДНЫЙ АЭРОПОРТ СИЭТЛ-ТАКОМА — СЛЕДУЮЩИЙ ПОВОРОТ НАПРАВО». Он покачал головой:
— Извини, я задумался о другом.
— Ты так и не ответил на мой вопрос.
«Ну да, конечно. Комитет и жизненно важное одобрение».
— Прежде всего позволь тебя спросить… Сколько миллиардов я соберу для «Мед-индекса»? Сколько долларов стоит это одобрение сейчас? Миллионы. Возможно, сотни миллионов. Ты меня надул. Да, надул. Стыдно признавать, но это правда. Сто тысяч долларов? Да это мелочь на чай в сравнении с тем, чего мое одобрение стоит в данный момент.
— Можешь рвать и метать сколько твоей душе угодно, мой дорогой итальянский друг, но я теряю терпение. Твой ответ?
— Ответь мне сначала сам в биржевых терминах: на сколько пунктов это одобрение поднимет цену в день выброса акций на рынок?
Бенсон открыл рот, словно желая что-то сказать, но тут же закрыл. На щеках у него заиграли желваки.
Веричелли почувствовал свою власть, а вместе с ней и прилив уверенности.
— Я задал невинный вопрос, мой техасский друг. — Он откинулся на спинку сиденья и подумал: «Не нравится? Да пошел ты!»
Бенсон улыбнулся, но эту улыбку никак нельзя было назвать дружелюбной.
— Я никоим образом не могу предсказать, что произойдет на бирже. Тебе следовало бы это знать.
Серджо издевательски фыркнул, отвернулся и стал смотреть в окно.
— Ну да, ну да. Но мы ведь можем пустить в ход воображение, не так ли?
— Когда речь заходит о финансовых вопросах, я не люблю оперировать воображаемыми величинами. Они меня нервируют. Предпочитаю реальность.
Впереди, за сетчатой изгородью высотой в десять футов, уже маячила голая бетонная стена диспетчерской вышки аэропорта. Небо было затянуто низкими тучами цвета пушечной стали, местами сгущавшегося до черноты. Тучи пришли со стороны Олимпийских гор.
— Я был слишком щедр. Ты и твои коллеги это знали. Вы злоупотребили моим великодушием. А теперь тебе и твоим коллегам пора пересмотреть мою… гм… компенсацию за сотрудничество.
Машина подъехала к зоне приема пассажиров.
Молчание.
— И какой же, как ты полагаешь, должна быть твоя компенсация, amigo?[28]
— Ближе к двум миллионам.
— К двум миллионам, — бесстрастно повторил Бенсон, после чего кивнул чуть ли не с одобрением.
Машина остановилась. Серджо открыл пассажирскую дверцу, но не вышел.
— Я уверен, фирму «Прогноз» заинтересует подобный разговор. Не так ли?
Бенсон повернулся и окинул чиновника ничего не выражающим взглядом.
— Не торопись бежать с корабля. Мне придется обсудить это с коллегами. А пока советую тебе не вступать в переговоры ни с кем из «Прогноза». Надеюсь, это совершенно ясно?
Взгляд Бенсона пронзил сердце Серджо Веричелли страхом, но он тут же стряхнул с себя тревогу. Ситуацию контролирует ОКАУЗ, а вовсе не инвесторы «Мед-индекса». Они нуждаются в нем больше, чем он в них.
— Я не шучу. Или вы заплатите мне два миллиона сейчас, или одобрение уйдет к конкурентам.
— Не беспокойся, amigo, о тебе позаботятся.
Наслаждаясь удовлетворением, которое приносит власть, Серджо с улыбкой вышел из машины. Щелкнула крышка багажника. Он вынул свою сумку, но сначала прочитал номер модели на крышке багажника. «А 42 °CLK».
Он решил навестить центр продаж «мерседесов» прямо на следующий день.
Тайлер запер дверцу своего подержанного и побитого «рэнджровера», натянул на голову короткую кожаную куртку, чтобы защититься от проливного дождя, и, шлепая по неглубоким лужам на автостоянке, припустился к ресторану — спортивному бару на озере Юнион,[29] недалеко от Онкологического центра Фреда Хатчинсона. Тайлер никогда здесь раньше не бывал, но один из коллег Нэнси порекомендовал это заведение, потому что бар был близко от работы и там подавали рыбу с картошкой «умереть — не встать». Тайлер улыбнулся. Нэнси не забыла о его вкусах и предпочтениях.