Вот поехал на годик, на два, на три, на четыре-пять перетоптаться – вот так вот и застрял. Регулярная профессура, социальные гарантии, удобная жизнь. Да, конечно, Оклахома – это не центральный штат, и Талсы – это далеко не главный университет. И по большому счету все это, конечно, захолустье, и все это, конечно, очень горестно, потому что такому поэту как Евтушенко, Россия могла бы создать достойную жизнь. Но какое там… Знаете, в Москве никто не фигура, прямо скажем, если ты сам не умеешь зубами выгрызать свои миллиарды.
Евтушенко был поэтом очень большим. И больше никогда, нигде ни на кого, чтобы человек, который читает стихи – стадионы собираться не будут. Вот, что я вам скажу.
А когда в 62-м году выходили такие его сборники как «Нежность» и «Взмах руки», в 66-м году выходил «Катер связи» – ну что вы, он же был номер первый. Да, была эта смешная песенка. Уж понятия не имею про автора, чисто городской фольклор. Он ей говорит: Каких поэтов любите читать стихи, а она ему в ответ на это: «Евтушенко мой дружок». Это фрукт – яблоко, лайнер – серебристый, поэт – Евтушенко. Вот примерно такие были смысловые пары.
Ну и когда Евтушенко писал «Бабий Яр» – это был большой грохот, потому что непринято было в Советском Союзе говорить про «Бабий Яр» и вообще, упоминать лица еврейской национальности, не говоря о каких бы то ни было холокостах. Ну не принято. Это было неприлично, это было идеологически не выдержанно, вредно и вообще, запретно.
Когда Евтушенко написал «Братскую ГЭС», вот «Братская ГЭС» – это был символ строительства коммунизма, каковой коммунизм строили молодые люди, верящие в будущее страны и готовые ради коммунистического будущего страны жить в палатках, где их грызет гнус, где они живут в тяжелых условиях. Им в радость эти условия, они через них пройдут и здесь будет город-сад! Но потом этого уже не было. Это уже тоже кончилось к 70-му году. Все эти комсомольские стройки типа БАМа, на самом деле, кроме смеха и издевок у людей ничего не вызывали. Это новые поколение еще смогут думать, что БАМ – это было чем-то… Нет, бам! – это звук, который издает голова, когда по ней стукают рельсы, чтобы ни у кого не было сомнения.
И когда Евтушенко писал – это стихотворение вошло в тот же «Катер связи»: «Нерпы, нерпы, мы вас любим, но дубинками вас лупим, ибо требует страна… ибо, нерпы, вы валюта, а валюта нам нужна! Чтоб какая-то там дама – сплошь одно ребро Адама – в мех закутала мослы, кто-то с важностью на морде нам вбивает вновь по Морзе указания в мозги», никто не посмеет сказать, что это плохие стихи. И лишь несколько человек в истории русской литературы отчеканили фразу, которая вошла в анналы: «Поэт в России больше чем поэт». Больше. Вот такая жизнь, что больше, вы понимаете?
И когда он писал: «Есть прямота кривее кривоты, она внутри себя самой горбата, пред нею жизнь как будто виновата, что ее рисунки непросты». И так далее. Это были серьезные стихи.
Когда он писал:
Нет-нет, он писал очень хорошие стихи когда-то, Евгений Александрович.
Вот такой вот символ работы 60-х ушел, и говорить о нем можно очень много, потому что человек был яркий до необыкновенности. Если брать время после ухода из жизни Маяковского, он был первый, кто блистательно читал свои стихи. Он артистически совершенно читал свои стихи. Он был первый и остается единственным поэтом советским и русским, кого принимали президенты и премьеры великих держав. Он представлял поэтическую Россию, поэтический Советский Союз по всему миру, как-то так, на минуточку.
Так что люди, которые преуспели меньше, конечно, ему смертельно завидовали. Чтобы всем было понятно.
У нас осталось время еще на один-два вопроса от силы. Давайте что-нибудь посмотрим. Например: «Министерство культуры Таджикистана запретило ввозить книги без специального разрешения. Учитывая общее направление развития деградации постсовка, пора ли запасаться книжками на черный день?»
Пора. Потому что книгоиздательство тоже, знаете, коммерциализируется, издается то, что как можно выгоднее. Иные маленькие издательства как-то все сокращаются. Так что ежели что-то ценное, то запасайтесь.