Подумать только!..

Никого не надо осуждать. Каждый понимает, как может. Спасибо каждому, кто что-то понял и что-то воспринял. Евтушенко писал очень много, и Евтушенко был очень ярок. Он был честолюбив, он был тщеславен. Он сам себе очень нравился, он не был лишен нарциссизма. Какой великий художник был лишен нарциссизма? Бросьте вы! Если кто-то вроде Кафки был, то это, знаете, исключение. Он всегда необыкновенно ярко одевался, он много думал о себе…

Знаете, масса людей одеваются как ослы или попугаи и думают о себе гораздо больше, чем они того заслуживают. Совсем не этим остается в литературе, в поэзии и истории Евтушенко, а он, безусловно, остается, потому что это великая эпоха: 1956–1968. Она от имени и фигуры Евтушенко совершенно неотделима. 56 – это доклад Хрущева о культе личности на ХХ Съезде. Это мы сейчас знаем, что Никита был кровавый палач, что он просил у Сталина превышение квот за расстрелы; что он был рьяный слуга, что он был коварен… Тогда мы этого не знали. Вот те, кто не сидел, те, кому родители не говорили – а родители не говорили – полагали, что да, Никита, этот лысый колобок, этот «кукурузник», этот то-сё… Но ХХ Съезд – это была веха.

А потом – первый спутник, а потом первый космонавт, а потом то-сё, а теперь сняли Хрущева и теперь будет свобода! Брежнев, Косыгин, Подгорный… Никогда власть больше не будет в одних руках! А потом все хорошо… Ну, правда, Даниэль и Синявский – ну да. Ну там, правда, Бродского выслали… Ах, Бродский! Но, в общем, все было хорошо.

А потом был 1968 год, и началось все плохо. И был взят курс на закручивание гаек, на борьбу с анекдотами, прежде всего «армянским радио»; на усиление идеологической борьбы. Но тогда Евтушенко писал стихи, может быть, не лучшие, но настроение свое «Танки идут по Праге, танки идут по правде…». После 68-го все кончилось, после 68-го стали все уезжать, вы, понимаете.

Остался Гладилин, которого стали гнобить. Анатолий Тихонович Гладилин был родоначальником новой прозы. Но потом, уже в 80-м, если не ошибаюсь, лишил гражданства – поехал он читать лекции – Аксенова. И долго к тому шло. Кузнецов остался в Англии еще в 69-м году, если не ошибаюсь, когда поехал туда под предлогом собирать в Лондоне материалы для романа о Ленине. Все оно стало кончаться, кончаться…

Задают вопрос также очень многие: «Почему Евтушенко с 91-го года жил в Америке?» Как-то вот получается, когда наступила новая эпоха и всем вернули гражданство – вот Аксенов Василий Павлович приехал, вот домик у него был в Нормандии хороший и вполне скромный. И проводил он там больше половины времени. Вот, если не ошибаюсь – могу ошибиться, извините тогда – с 76-го, по-моему, Гладилин Анатолий живет в Париже. Приезжает иногда, а вообще, переезжать обратно не получается. И так оно получается весьма много с кем, понимаете, какая страшная вещь. Надо иногда отдавать себе отчет в страшных вещах. Россия является научной и культурной периферией большого цивилизованного мира – вот ведь в чем дело.

Читатель русской литературы, он, конечно, здесь, потому что профессора и изучатели русской литературы Франции, Германии, США, честное благородное слово, представляют собой тяжелое зрелище. Ну они про себя думают, что они очень умные и обмениваются диссертациями с умными словами, но в общем и целом мне все это представляется решительно мало серьезным. Потому что сначала нужно почувствовать дух, дух, а дух они не чуют: ноздря у них не так. А в общем и целом все-таки периферия.

И вот 91-й год. Сколько народу в 91-м, в 92-м в основном году уехало из России на Запад, прежде всего в Америку. Многие вернулись. Вот Роднина вернулась. А в основном те же гимнастки, те же фигуристки остались, понимаете. Вот Аксенов вернулся, а многие в общем и целом остались.

Это когда ты возвращаешься в 30 лет – это одно. А когда тебе 70 – немного другое. Понимаете, в 20 лет у людей одна адресная записная книжка, а в 70 лет уже другая. В 70 лет нужно хорошее медицинское обеспечение, какая-то надежная старость, чтобы ничто не рухнуло. Потому что зима 93-го, 94-го в России была, конечно, очень тяжкая. Это, знаете, мне и таким как я, было все это по фигу, потому что, когда ты прошел школу нищеты, если у тебя есть какие-то копейки на какую-то еду для семьи и крыша над головой хоть какая-то, то все остальное – фигня. А когда люди привыкли к хорошей жизни, им это перенести все это было очень нелегко. Когда позакрывались все театры, когда не делалось никакое кино, когда исключительно издавались американские триллеры и американская фантастика в литературе, когда королем книжных лотков было два человека: Михаил Шитов и Виктор Доценко. Сейчас далеко не всех их помнят, кроме старых книготорговцев.