Подумай дважды (Think Twice)

Казалось, он удивился, что увидел ее. На мгновение она вдруг поняла, как сильно боится его; даже не своей любви к нему, а чего-то более глубокого, важного, намертво спрятанного в глубинах его сознания. Она хотела сбежать. Хотела освободиться. Она почувствовала, как мышцы переполняются ненавистью к нему, за все те дни его отсутствия, сильнее, чем прежде. И она сказала, четко цедя слова, грубо и продуманно:

— Я пришла сообщить, что эту ночь с тобой проводить не стану.

— А что с этой ночью? — удивленно спросил он. — На кой черт уведомлять меня об этом?

— Потому что сегодня Новый год, что ты конечно же забыл.

— А, да, правда. Новый год.

— Можешь праздновать его в одиночестве, если вообще собираешься. Я не останусь.

— Не останешься? Почему?

— Потому что я иду на вечеринку. — Она и без его насмешливого взгляда знала, что это звучит глупо. И она сквозь зубы добавила: — Или, если тебе так хочется знать, потому что я не хочу тебя видеть.

Он посмотрел на нее, слегка сощурив глаза.

— Я не хочу тебя видеть, — повторила она. — Ни сегодня, ни вообще. И я пришла, чтобы сообщить это. И вот, я говорю тебе это прямо здесь. Что я не хочу тебя видеть.: Что ты мне не нужен. Знай это.

Ее излишние повторы не удивили его. И он понял то, о чем они никогда не говорили, что ей следовало сказать бы для того, чтобы эти ее решительные слова приобрели подлинный смысл. Он тихо сидел и смотрел на нее.

— Думаешь, ты знаешь, что думаю о тебе я? — сказала она, поднимая голос. — Нет, не знаешь. Все совсем не так. Я не могу выносить тебя. Ты не человек. Просто чудовище или что-то вроде того. Я бы хотела причинить; тебе боль. Ты ненормальный. Ты извращенный эгоист. Ты просто живое воплощение эгоцентризма. Тебя не должно существовать.

И вот это уже было не отчаяние из любви к нему, а самая настоящая ненависть. Ее голос был чист и звонок, она говорила с надрывом от переполнявшего ее чувства. Но сдвинуться с места она не могла. Его присутствие сковало ее по рукам и ногам. Она выпрямила плечи и напрягла руки, слегка согнув их в локтях за спиной. Сердце стучало у нее в запястьях, и она сказала сдавленным голосом:

— Я говорю это потому, что всегда хотела это сказать, и теперь могу. Просто хотела высказать это тебе в лицо. Чудесное ощущение. Просто сказать тебе, что ты не властен надо мной и никогда не будешь. Не ты. Кто угодно, только не ты. Сказать тебе, что ты ничтожество, ничтожество, над которым я смеюсь. Я ненавижу тебя всей душой. Слышишь? Ты...

И вдруг она поняла, что он смотрит на нее так, как не смотрел никогда прежде. Он наклонился вперед и опустил руку вдоль колена. Она словно держала весь его вес на себе. А в глазах его, впервые за все время, горел новый, неподдельный интерес, такое концентрированное внимание овладело им, что у нее захватило дух. Выражение его лица ужаснуло ее: холодное, пустое и жестокое. Она вдруг поняла, что это довлеющее над ней чувство является следствием того внимания, что направлено непосредственно на нее. И это внимание она никогда прежде не испытывала в его комнате, как не помнила и то, чтобы Рорк смотрел на нее по-настоящему.

Она не могла сдвинуться с места, лишь прошептала, закрыв глаза:

— Я не хочу тебя... Я не хочу тебя...

Он оказался рядом с ней, и через мгновение она уже была в его руках, плотно прижавшись к его телу и прильнув к его губам.

Она знала, что это не любовь и что любви ей и не стоило ждать. Знала и то, что не хотела того, что вот-вот произойдет, никогда не могла представить, чтобы это произошло в действительности. Но тогда ничто не имело значения, кроме его желания и кроме того, что она могла исполнить это желание. Когда он повалил ее на постель, то она поняла, что единственной сутью его естества было подавление и подчинение, а весь остальной мир нужен был только для того, чтобы исполнять то, чего он требовал.

Однажды вечером к Рорку неожиданно постучался Китинг. Он немного нервничал, но был, как всегда, бодр, улыбчив И весел. Войдя, он увидел, что Рорк курил, сидя на подоконнике и болтая одной ногой, а Веста Данинг сидела на полу и при свете лампы пришивала пуговицы к одной из его старых рубашек.

— Я тут просто проходил мимо, — просиял Китинг, явно пытаясь объясниться перед Вестой, — проходил мимо, намереваясь чем-нибудь занять вечер, и вдруг вспомнил, что тут живешь ты, Говард, а потому и заскочил повидаться, ведь мы так долго не встречались.

— Я знаю, что тебе нужно, — сказал Рорк. — Ну ладно, сколько предлагаешь?

— Чего сколько? Ты о чем, Говард?

— Ты знаешь, о чем я. Сколько ты предлагаешь?

— Я... пятьдесят за неделю, — непроизвольно выпалил Китинг. Он совсем не так намеревался обсуждать дела и не ожидал, что совсем не придется аккуратно подводить разговор к этой теме. — Начиная от пятидесяти. Разумеется, если, по-твоему, этого будет мало, то я бы смог...

— Пятидесяти достаточно.

— Ты... ты пойдешь с нами, Говард?

— Когда вы хотите начать?

— Да черт побери... Как только ты сам будешь готов! В понедельник? —Хорошо.