Подстрекатель

Рейт совершенно не желал ее слушать. Ему нужно стать известным драматургом, чтобы освободить уорренцев. Необходимо иметь возможность бывать в Уоррене и возвращаться оттуда, чтобы передавать сведения своим соратникам и единомышленникам, имеющим доступ к программам вечерних новостей. Ему требуется доступ и к печатному оборудованию, при помощи которого можно печатать листовки. Но если за ним действительно следят, то он не сможет дальше заниматься подпольной деятельностью. Вскоре Соландер окажется в силах помочь ему — как только получит должность в Исследовательском Центре. Надо выждать еще один год. Еще один год, подумал Рейт. Еще год, и Соландер закончит работу над своим проектом и получит звание Дракона.

Еще год. Сможет ли Рейт выдержать еще один год? Сейчас ему покровительствует Совет Драконов, но будет ли от этого польза? А что, если кто-нибудь из представителей высшей власти обнаружит, что Рейт не стольти, а лишь выдает себя за такового? Тогда следователи Безмолвного Дознания доберутся до него в мгновение ока.

Он не хотел слушать рассказ Велин о слежке, но не осмелился оставить его без внимания или не поверить ей. Если сейчас Дознаватели копаются в его прошлом, ему нужно такое прошлое, которое способно выдержать любую проверку. А это скорее всего означало следующее: как только он поставит на сцене «Грейвмиана» и пьеса пройдет успешно, ему придется взять часть денег из внушительной суммы, накопленной им за последнее время, и потратить их на поездку в Инджарвал, чтобы подкрепить свою «легенду». Умершие родители никогда не выдадут его. Ему просто нужно лично удостовериться в том, что остальные его «родственники» в случае необходимости подтвердят, что он — Геллас Томерсин. Пока он размышлял над этим, в голову ему пришла мысль о том, что нужно что-то предпринять, чтобы также сохранить тайну происхождения Джесс. Нет смысла скрывать свое происхождение, если в ее «легенде» останутся прорехи, которые погубят их обоих.

Рейт глубоко вздохнул, повернулся к Велин и посмотрел на нее.

— Спасибо, что пришла и рассказала мне все. Прости меня, что так неприветливо встретил тебя. Я ценю твою заботу о моей безопасности. — Левый уголок рта Велин скривился в улыбке. Рейт узнал эту улыбку — она свидетельствовала о том, что Велин позабавило что-то. Поэтому он оборвал свои извинения. — Я сказал что-то смешное?

— Я рисковала собственной шкурой не ради тебя, Рейт. Ты, уорренец, обращался со мной, стольти, так, как будто имел право подвергать сомнению мои поступки. Если бы Луэркас и Дафрил могли выяснить о тебе правду, но ничего не узнав о том, что все эти годы я никому не говорила о тебе, я бы и словом не обмолвилась в знак протеста. Но поскольку ко мне это тоже имеет отношение, ты заслуживаешь всего, что с тобой случится. Я уверена, ты рано или поздно попадешься. — Велин негромко рассмеялась. — Знай, что такую новость я восприму с улыбкой. — С этими словами она правилась к двери. — Мой единственный интерес в этом деле состоит в том, чтобы держаться подальше от узкого круга людей, чьи жизни ты погубишь, когда о твоем заговоре станет известно.

Рейт кивнул и посмотрел на нее другими глазами. Увидел Велин такой, какой она действительно является. Женщина благородного происхождения, которая жила с ним в трущобах, чтобы пощекотать себе нервы, которая была немного увлечена им, но никогда не любила. Она даже не способна была привязаться к нему, поскольку была уверена в том, что она лучше его уже по одному факту своего благородного происхождения. Как ни печально было признавать, но он согласился с самим собой, что Велин оказалась самой обычной малоприятной мстительной потаскухой.

Он сложил руки на груди и проговорил:

— Кстати, красивые синяки. Работа Луэркаса?

Велин покраснела и взялась за дверную ручку.

— Больше не приходи сюда, — добавил Рейт. — Мне бы очень не хотелось, чтобы кто-нибудь из моих знакомых увидел тебя здесь. Ты можешь испортить мою репутацию.

Велин удивленно посмотрела на него. Затем, что-то нечленораздельно прорычав, сердито захлопнула за собой дверь.

Рейт прислонился к стене и закрыл глаза, на которые стали наворачиваться слезы. Боже, как же ему хотелось бы ненавидеть ее!

Три года. Три приятные весны, три удушающе жарких лета, три великолепные осени и три злые зимы прокатились над Эл Артисом, изменяя жизни, завершая жизни и прибавляя новые жизни, как это обычно делают времена года. Как это обычно делает быстротечное время.