Подсолнухи

— Никак не могу, рад бы. Отпросился на несколько дней. Отпуск весной брал, так и не заметил его — квартиру ремонтировал.

— Квартира хорошая?

— Две комнаты. Шумно. Почти на перекрестке дом построен.

— Слышно, на молодой женились вы, сударь. Как жена? Ладите?

— Живем. Дочери в школу скоро. Ты хоть бы о себе рассказала.

— А я что, я вся на виду. К зиме переселимся в большую кооперативную квартиру. Муж у меня человек серьезный, кандидат наук. Надеюсь, станет доктором. Не пьет, не курит, ничего другого не позволяет себе. Двое детей, вы их видели, сударь. Я, как вам известно, математик, работаю на вычислительном центре. Работу знаю, люблю. Член месткома, принимаю участие в художественной самодеятельности. Благодарности по службе, полнейшее уважение коллектива. Ко времени являюсь, ко времени ухожу. Так вот, сударь мой…

— Ну вот видите, — Чернецов улыбнулся, — как все замечательно, как все великолепно у вас сложилось. И вообще должен вам заметить, Антонина Сергеевна, вы — дама приятнейшая во всех отношениях. И я очень рад, что у вас такая светлая жизненная судьба.

— Между прочим, можете не иронизировать, — она подняла на Чернецова глаза. — Между прочим, можно было бы быть немножечко посмелее. Тогда, до свадьбы моего брата. Так вот, голубчик. А вы…

— Я сейчас смелый.

— Сейчас ваша смелость совершенно никому не нужна.

— Не будем ссориться, Тоня, а?..

— А мы и не ссоримся. Просто мне очень грустно. Столько лет не виделись. Внезапно приехал, внезапно уезжает. А в городе моем случается бывать, сударь? Буду рада видеть. В любое время.

— Нет. Незачем. Командировки у нас по области только.

— Я дам адрес. Пишите мне. По праздникам хотя бы.

— Непременно.

— Как же вы завтра намерены?

— До Вдовина пешком. Туда молоковоз приезжает к семи, что ли. На нем до Пономаревки. Дальше — самолетом, видимо. Либо машины в район пошлют. Доберусь. Встану пораньше. До зари, как говорят…

— Я маме накажу, чтобы разбудила. Она рано просыпается.

— Надеюсь, сам подымусь. Давай посидим еще немножко. Посидим?!

В эту ночь Чернецов уже не ждал ее. Но уснул поздно, думал обо всем сразу, ворочался. Зажигал спички, чтобы взглянуть на часы. Утром он уезжал, уходил. Разбудила его хозяйка. Печурка уже топилась, чайник стоял на плите. Утро было как предыдущее — свежее, с туманом и росой. И журавли кричали из-за речки.

От завтрака Чернецов отказался — рано. Выпил кружку подогретого чая. Антонина была вялая, сонная совсем. Подошла к нему.

— Ты сейчас уезжаешь?

— Да.

— Скажи, ты рад был меня видеть?

— Перестань.

— Но ведь мы еще увидимся, правда? Приезжай в Хохловку будущей осенью. Так же вот, к сентябрю. Я буду там. Пообещай.

— Постараюсь.

Вышла мать, взглянула на них, направилась в огород, а ей и не нужно было туда. Тогда она открыла летнюю кухню, стала наливать в стеклянные банки из кастрюли мед Чернецову.

— Поцелуй меня. Ой, не так — мама рядом. Все, достаточно. Все, ну!..

Старик был в избе, Чернецов попрощался с ним. Ребятишки спали. В ограде на столе хозяйка заворачивала в газеты банки с медом. Антонина стояла рядом опустив руки.

— Вот, — сказала Федоровна, — гостиничек от нас. Смотри не разбей.

Обняв, Чернецов поцеловал ее в щеки Взял портфель, взял шляпу. Вышли за ограду. Антонина с матерью остались у калитки, а он уходил по бывшему переулку, и все оглядывался, махал шляпой. И они махали ему. Потом он повернул из переулка к мосту, и их не стало видно. Мост, усадьба Анисимовых, дорога во Вдовино…

…Дорогой и всю долгую зиму вспоминалась Чернецову поездка на Шегарку. Высокое небо в облаках, верховой ветер, шум тополей, лицо Антонины, разговоры, лица стариков, подсолнухи, баня, рыбная ловля, лицо Антонины, берег в цветах, крики журавлей, закат лицо Антонины, туманы, сон в сарае, прощание.

И тишина. И тишина. И тишина.

ЗИМНИЕ ПРАЗДНИКИ

Мы всегда ждали их с нетерпением — праздники. Один прошел, поджидаешь следующего. В зиму праздников выпадало больше, удобнее было отмечать: зима забот хозяйственных заметно поубавилось, летом же, с мая по октябрь, самая работа — все заняты в полях, на огородах — не до гуляний, и из летних праздников запоминалась одна троица.

Вот конец сентября, сенокосы стихли давно, сжаты хлеба, заскирдована солома, в огородах убрано — выкопали, ссыпали в погреба, в подполье картошку, порубили-засолили капусту, распределили по закромам овощи, и хорошо, что управились вовремя — скоро дожди. Дожди идут неделю, другую — надоедливо: небо зависнет, всюду мокро, уныло в деревне и перелесках, из дому и высунуться неохота, сидел бы все возле теплой печи, читал.

Вдруг под вечер захолодает заметно, дождя нет, сыро и холодно, утром выйдешь на улицу — земля отвердела, на поленнице, тесинах крыши, колодезном срубе иней — первый заморозок. Это уже октябрь, начало месяца. Грязь по дорогам смерзлась, трудно ходить, нога в сапоге оскользается, подворачивается, на телегах ездить не возможно — прыгают колеса по комьям, быкам тяжело ступать, а на санях рано. Все ждут снега, поглядывают на небо, вспоминают, когда в прошлую осень лег снег, когда подморозило.