«Может, я плохо вела себя с мамой и папой, часто капризничала, не хотела пить молоко и часто украдкой, чтобы никто не видел, выливала его. Я просила купить мне котенка с условием, что всегда сама буду за ним ухаживать, но после того, как я узнала Гудини поближе, попросила купить собаку, а они очень рассердились и сказали, что мы не сможем выкинуть котенка; а я пыталась объяснить им, что Гудини ни за что не полюбит меня; а может, это из-за моих плохих отметок в школе: первый в этом учебном году табель стал полным провалом, и мне нужно подтянуться по географии и рисунку; или все это из-за трех сигарет, что я тайком выкурила вместе с моим двоюродным братом на крыше спортзала, нет, скорее из-за заколок в виде божьих коровок, что я украла из торгового центра, клянусь, что я сделала это только один раз, и еще я была очень упрямой, прежде всего с мамой, которая всегда решает, какую одежду мне следует носить, а я не поняла, что они — взрослые, и все, что она покупает, мне не нравится только потому, что у нас совсем разные вкусы…»
Когда она не спит, то продолжает размышлять над случившимся, пытаясь найти этому объяснение. Тогда ей начинают приходить в голову самые нелепые мысли. Но всякий раз, когда ей казалось, что она установила наконец первопричину, все рушилось, как карточный домик, поскольку ее наказание в значительной степени превышало степень ее вины.
А иногда она очень сердится на то, что ее мама и папа все еще не пришли за ней.
«Чего они ждут? Неужели они уже забыли о том, что у них есть дочь?»
Но затем она раскаивается. И начинает мысленно звать их к себе в надежде на то, что владеет хоть какой-то телепатической силой. Это все, что ей остается.
А временами она убеждает себя в том, что уже мертва.
«Да, я умерла, и меня здесь похоронили. Я на самом деле не могу пошевелиться, потому что лежу в гробу. И так буду лежать вечно…»
Но появляющаяся затем боль вновь напоминает ей о том, что она еще жива. Эта боль — наказание и избавление одновременно. Она выдергивает ее из сонного забытья и приводит в чувства. Как сейчас.
Жидкое тепло растекается внутри правой руки. Она чувствует это. Это приятно. Пахнет лекарством. Кто-то ухаживает за ней. Но она не знает, радоваться ли ей этому или нет. Это может значить только две вещи. Первая — что она не одна. Вторая — она не знает, что несет с собой это присутствие: добро или зло.