Подселенец

Дело в том, что узнал Леший этого красноармейца. Видел он его и раньше, когда срисовал отряд Глодова, неуклонно идущий по следам батьки, и потом, когда вместе с есаулом и Азатом ходил по порушенному тунгусскому кладбищу, выискивая раненых или затаившихся чоновцев. В последний раз, когда Лёха видал этого бойца, тот лежал поперёк тропы, раскинув руки, и голова его казалась какой-то гротескно плоской из-за снёсшей начисто затылок пули "Люськи". Маска на земле, не больше. С ужасом Лёха понял, что и сейчас у бойца нет задней части головы, а вместо неё висят какие-то тёмные ошмётки.

Следующим в луч лунного света шагнул другой красноармеец, и тут уж Леший просто-напросто впился зубами себе в руку, чтобы не заорать.

Потому как тот вообще мало походил на человека. Нет, оно, конечно, две руки, две ноги и голова, вроде бы всё на месте. Только вот кожи на лице практически не осталось, один голый скалящийся череп с не по-славянски широкими скулами. Да и истлевшие тряпки почти не прикрывали бесстыже белеющие под ними кости рёбер.

"Отче наш, — начал бормотать вполголоса Леший почти забытую за много лет молитву, автоматически потянувшись к поясу, где висел проверенный, снятый полтора с лишним года назад с убитого фининспектора наган, — иже еси на небеси…"

Что-то сильно и больно ударило его в спину. Лёха перекатился вбок, не чувствуя сопротивления, вырвал из кобуры пистолет и уставил его прямо перед собой. Потом взглянул вверх.

Прямо над ним, расставив ноги в потрёпанных кавалерийских галифе, стоял один из давешних чоновцев. Почти нормальный, если не считать свисающего на каких-то тонких жгутиках из правой глазницы кровавого комочка и пропитанной кровью разлохмаченной гимнастёрки. А вот за его плечом маячил практически голый череп кого-то неизвестного, покрытый пучками свалявшихся чёрных волос и с красными незрячими огоньками в пустых глазных впадинах.

Уже мало что соображая от страха, Лёха пальнул прямо в брюхо гораздо более страшного, чем маячивший позади того скелет, мертвяка-чоновца, на что тот только немного откинулся назад и в ответ одним ударом мёртвой мозолистой пролетарской руки разорвал Лешему грудь.

* * *

Глухой хлопок далёкого пистолетного выстрела выбросил Граевского из чуткого сна, как в ледяную воду, и уже в следующую секунду он, припав на колено, настороженно водил стволом "мосинки" в сторону ближайших кустов. Флегматичный Азат спокойно прищёлкнул плоский штык к своей японской игрушке, полностью готовый к любым неприятностям. Всклокоченный со сна есаул злобно щурился в темноту, похожий на разбуженного пинком лохматого кота. Вот только коты шашек не носят и не матерятся тихо сквозь зубы.

Крылов же, казалось, и вовсе не спал. Проверенная винтовка была плотно прижата к плечу, а глаза привычно отыскивали цель в лесном мраке. Сам же снайпер как будто слился с ближайшей елью, а хищный винтовочный ствол казался не более чем ещё одной, необычно прямой веткой.

Самыми беззащитными в компании оказались связанные Глодов с товарищем Егором. Ну это и понятно, со стянутыми за спиной руками особенно не поскачешь. Но проснулись и заворочались и они тоже.

— Леший, — вполголоса констатировал очевидное Колыванов. — А Лёха просто так, с перепугу, палить не станет. Гости у нас, не иначе. Эй, красножопый, — обратился он к Глодову, — давай рассказывай, кто это там ещё из твоих нарисовался? Только не ври, я ложь нутром чую.

Глодов только сплюнул, злорадно ухмыльнувшись:

— А ты что думал, морда белогвардейская, так легко красных бойцов положить? — Глодов сам ни черта не понимал, но видел, что бандиты понимают ещё меньше, так что не грех было их и припугнуть. — Сейчас наши ребята, которых вы, сволочи буржуйские, просмотрели, поляну окружат и положат вас всех. И золото то, что вы у трудового народа награбили, нашей власти служить будет.

— Болтай-болтай, — как от мухи, отмахнулся есаул, — тебя-то я всегда пристрелить успею. А ведь дело он говорит, Батька, — обратился Колыванов уже к Граевскому, — оборону надо занять грамотно, эх, жалко, "Люська" не с нами.

Да, пулемёт было жалко, слов нет. Оставалась, конечно, "хитрая штучка", но штабс-капитан пока о ней не думал: вещь новая, капризная, надеяться на неё нельзя, хотя пригодиться в ближнем бою она ой как может. А пока, действительно, горячку пороть не стоит, если бежать уже поздно, так надо драться.

Костёр практически потух под каплями мелкого дождика, только угольки тихонько тлели, но Граевский, опрокинув котелок, затушил и их. Нечего себя выдавать. Эх, жалко Лешего, был бы он живой, то не палить бы начал, тревогу поднимая, а уже бы тут был. Ну, здесь уж чего ж, все под этим ходим. Сам Граевский давно расстался с мечтой спокойно окончить свои дни в постели, поэтому и к чужим смертям относился довольно спокойно.

— Приготовились, — тихо скомандовал он. — Они оттуда идут, слышите? Как кабаны топочут, ни черта не боятся. Ладно, повоюем ещё.