— Мое решение было правильным. — Сняв с головы мягкую тиару, Митридат вытер ею пот с собственного лица. — Мне совсем бы не хотелось совершать это путешествие туда и обратно каждый день.
— Как тебе будет угодно, о великолепный
Под обувью Митридата что-то треснуло. Он посмотрел вниз и увидел осколок горшка, а рядом с ним — кусок кирпича, наполовину похороненный в траве.
— Когда-то здесь стоял дом, — сказал он. Услышав в собственном голосе удивление, он почувствовал себя глупцом. Впочем, одно дело — знать, что это запустение давным-давно было городом, и совсем другое — самому натыкаться на его останки.
Полидор знал эту местность гораздо лучше. Он указал в сторону:
— Вон там среди оливковых деревьев можно увидеть обломок старой стены.
Если б Митридат увидел этот обломок сам, то принял бы его за свалку камней. Однако сейчас, как следует присмотревшись, он увидел, что эти камни были сложены кем-то вместе с определенной целью.
— Я полагаю, большинство из того, что здесь было раньше, уже разворовано за все эти годы, — сказал Полидор. Митридат кивнул. Любому крестьянину было легче украсть уже готовый кирпич, нежели изготовить его самому. Полидор снова протянул указательный палец, на сей раз показывая на вершину одного из возвышающихся впереди холмов: — А вон там, вокруг
— Да, — сказал Митридат, довольный тем, что эллин думал так же, как и он. Теперь пришел черед показывать ему: — А вот это дорога наверх к… к крепости? — В последний момент он решил не пытаться повторять местное слово, сказанное Полидором.
Эллин кивнул.
— Конечно, до того, как эти ступени заросли кустами, забираться по ним было легче, — сухо сказал Полидор.
— Пожалуй, что так. — Сердце евнуха и так билось очень сильно. Никогда еще в своей жизни он не ходил пешком так много, как во время этого путешествия на запад. Впрочем, дел еще было невпроворот. — Давай пойдем наверх. Если это крепость, то ее развалины весьма важны, и они могут поведать мне о том, что я должен разузнать об Афинах.
— Как тебе будет угодно, о великолепный
Поднявшись на вершину
Обильные заросли также росли на вершине крепости, между камнями разломанной стены и над нижними обломками зданий, разрушенных персами очень много лет тому назад. Одно из этих зданий, по виду крупное, во время падения Афин было явно еще не достроено. Из кустов выпирали мраморные основания колонн. Митридат явственно различал на них следы от пожара.
А перед всеми этими полуколоннами стояла мраморная стела, чьи очертания были евнуху знакомы — таких в Вавилоне было немало — но которая совершенно не вписывалась в окружающие ее руины. Да и надпись, вырезанная на этой стеле, была сделана не на местном языке, а на арамейском, а также на той клинописи, которой когда-то пользовались персы, и которую до сих пор иногда использовали вавилоняне.
Весь в волнении, Митридат прочел арамейский текст:
— "Хсриш, Царь Царей, обьявляет: Кто будет царем после меня, да убережется лжи. Я, Хсриш, Царь Царей, уничтожив сей город, центр мятежной Яуны, повелеваю, чтобы он остался в запустении навсегда. Кто будет царем после меня, да исполнит сие повеление, да будет Ахура Мазда другом ему, да произрастет семя его, да продлит Ахура Мазда дни его, да придет к нему успех во всех делах его. Кто будет царем после меня, если увидит стелу сию и повеление сие, и не исполнит его, да проклянет Ахура Мазда его, и да зачахнет семя его, и да уничтожит Ахура Мазда его, как я, Хсриш, Царь Царей, уничтожил сей город, центр мятежной Яуны".
— Велик повелитель, Хсриш-Завоеватель, ибо и по сей день соблюдается указ его, — сказал Митридат, гордый своей принадлежностью к тому же персидскому народу, к которому принадлежал и давний Царь Царей. Хотя, конечно, его собственное семя не произрастет уже никогда.
— Велик воистину, — безразличным тоном сказал Полидор.
Митридат бросил на него гневный взгляд, но тут же успокоился. В конце концов, Полидор был эллином. От него нельзя было требовать, чтобы он радовался надписи, вырезанной в честь разгрома его пращуров.