Перед входом в кабачок на земле сидел потрепанный нищий с протянутой шляпой, в которой блестело несколько монеток. Вера, проходя, тоже бросила денежку.
– Это муляж, – заметил великий артист, – бутафория. Воск. Для прикола.
Коля присмотрелся. Действительно муляж. Но сделано натурально. Как живой, даже блохи на ногах и язвы. В милицию забрать могут. Господа рестораторы не брезговали никакими средствами, лишь бы заманить клиента. Они б еще воскового покойника на пороге положили.
В кабачке звезда сцены заказала себе двойной виски и сок, Коля и Вера по кофе. Они оказались почти единственными гостями, в дальнем углу клевал носом в пивную кружку какой-то толстяк с «зенитовским» шарфом на шее.
Антон продолжал травить байки из жизни богемы. Вера слушала с интересом, но не хихикала и не кричала модное «вау», что говорило Коле о ее высоком интеллекте, образованности и прекрасных манерах. Сам он мог рассказать байки только из жизни сапрофитов или из своей шпионской практики. Поэтому ограничился анекдотами.
Потом друзья перемыли косточки своим сокурсникам, многие из которых, как и Антон, блистали на сцене и экране. Обсудили последние театральные сплетни и премьеры. Мужчина с «зенитовским» шарфом, узнав знаменитость, подошел и попросил автограф, который благополучно получил.
– Зря Коляныч институт бросил, – вновь заказав дабл виски, обратилась к Вере звезда. – Как он Маяковского шпарил! Вам еще не читал?
– Пока нет.
– Коля, ты неправ!
– Это было давно. Я потерял голос. Годы.
Он посмотрел на Веру. Взгляды пересеклись. «И, конечно, прекрасная принцесса не могла не влюбиться в веселого трубадура…»
Судя по выражению ее глаз, проводница пока не сожалела, что отправилась сегодня в театр, и причиной ее положительного настроения был не только Островский.
Когда великий артист покинул столик, отправившись к дверцам с надписью «Инь» и «Ян», Коля негромко поинтересовался:
– Тебе не скучно?
– Нет, конечно. Я думала, ты сочиняешь насчет института.
– Если не веришь, могу почитать Маяковского. Только не здесь.
– С удовольствием послушаю, – улыбнулась Вера, – я люблю Маяковского. У него любовная лирика потрясающая. Энергетика просто сумасшедшая!
Трубадур потихоньку улетал. Следом летели сапрофиты, пытаясь вернуть его на грязную грешную землю. Но куда там.
– Хочешь еще кофе?
– Пожалуй. Без сахара.
На крыльях любви Коляныч полетел к стойке. Пока все шло просто замечательно. И ничто не могло помешать счастью. Но помешало.
Над стойкой висел компактный телевизор. Пока бармен готовил кофе, Коля пялился на экран. Шла «Дежурная часть», ночной выпуск. Сейчас вещали о происшествиях, случившихся в столице.
«Сегодня, в результате оперативной разработки в Москве был задержан ранее судимый житель Люберец Сергей Сапожников. Его подозревают в нападении на подмосковный отдел милиции с целью похищения оружия. Напомним, преступление было совершено в начале этого года, погибли два сотрудника. При задержании Сапожников оказал сопротивление. Сейчас устанавливаются остальные участники нападения…»
Сергей Сергеевич. Блин, а могли они сначала установить, а потом задерживать?! Шарахайся теперь от каждого честного человека, стоящего в подъезде с битой или пистолетом.
И хотя пока волноваться было не о чем, Коляныч почувствовал зуд в виске. И чуть не разлил кофе на обратном пути.
– Что там случилось? – поинтересовалась Вера Павловна, кивнув на телевизор.
– Поймали кого-то. С Божьей помощью. (Себя не похвалишь, никто не похвалит…)
После четвертой порции виски великий артист пожаловался на усталость и попросил подкинуть его до дома. Коля расплатился занятой тысячей, и компания покинула заведение.
Какая-то подслеповатая бабуля, стоя перед восковым нищим, наставляла его на правильную жизнь:
– Лучше бы работать шел. Вон, бугай какой. Просить все горазды… Ни стыда ни совести.
По дороге Коля бросал опасливые взгляды в зеркало заднего вида – нет ли хвоста? Не испортят ли враги такой прекрасный вечер? Но одним глазом никого не срубил. Одним – потому что не надевал очки. Они могли испортить героический имидж.
На прощание Антон обцеловал Верину руку, пригласил на следующий спектакль и пожелал спокойной ночи.
– И вам того же, – ответил за нее Коляныч и безжалостно добавил: – Привет супруге!
По пути к дому прекрасной проводницы, под лирические напевы старины Оззи, трубадур поведал о своем нынешнем семейном положении. Во-первых, чтобы намекнуть на желание продолжить отношения, а во-вторых, чтобы вызвать проводницу на ответную откровенность. Так и так, был женат, есть сын. Но сейчас разведен и одинок, как березка в поле. Мог, конечно, придумать более пафосную биографию с элементами знатного происхождения, неразделенной любви или женской измены, но не стал. Про жилплощадь тоже умолчал. Иногда подобная информация может привести к провалу.
Но Вера Павловна, вероятно, решила, что ей еще рано открывать душу перед едва знакомым гражданином, и о своем прошлом ничего не рассказывала. Поэтому со стороны гражданина в ход пошли штампы:
– У тебя редкое имя. Вера. Немножко забытое.
– Это в честь бабушки.