Еще интересно, как все обернулось бы при ином повороте событий, если б вместо того, чтобы убивать Джерарда, мне представилась возможность спасти его: окликнуть, когда он, зазевавшись, ступит на дорогу, прямо под колеса, или вытащить из моря. Думаю, в таком случае гибель его была бы неизбежна. Я пришел к весьма неприятному выводу: Джерарда я не убил потому, что для этого пришлось бы что-то делать, действовать, менять свою судьбу, чего я совершенно не умею. В общем, лучшего друга я не убил потому, что кишка тонка.
Я показал водителю в свитере средний палец и нагло взглянул ему в глаза, показывая, что убегать не собираюсь, хотя другую руку с рукоятки сцепления не убирал – на случай, если б он все же вышел из машины. Жена в свитере скорчила мне гримасу, отчего стала чуть симпатичнее. Я нажал на газ, свернул на объездную дорогу и поехал восвояси.
«Вот и все, – думал я. – Маски сброшены. Теперь придется сказать ей правду».
19
МОМЕНТ ЛЖИ
Домой я вернулся без чего-то восемь и срочно заказал суши в японском ресторанчике на нашей улице. Они обещали прислать заказ минут через сорок.
– Боже, хорошо еще, что это не нужно готовить, – процедил я в трубку. Не осуждайте меня: убить друга или подраться с дядькой в бесформенном свитере я не способен, зато вполне могу быть резок и требователен в телефонном разговоре с официантом-японцем, едва понимающим по-английски.
Элис опаздывала, и мне стало совсем грустно. Я совершенно не понимал, как быть теперь, когда Джерард чудесным образом спасся от смерти. Провоцировать ссору не стоило и пробовать; все равно до Элис в конце концов дойдет новость о моей интрижке с Полой. Я включил телевизор, прощелкал все программы и остановился на «Спасении домашних животных», чтобы успокоить нервы. Вот передача, которой можно верить. Может, стоило бы пойти туда работать? Ведущий, Рольф Харрис, вещал о собаке, кусавшей всех подряд, и чудесном дрессировщике, избавившем ее от дурной привычки. «Вот бы он со мной позанимался», – подумал я.
Еще днем я купил розу и бутылку шампанского. Розу поставил в вазочку на столе. Желая придать интерьеру особый блеск, разорился на ведерко для льда, куда и поместил непомерно дорогой напиток. Принимать душ было уже некогда – и незачем, поскольку в этот вечер на интимную близость рассчитывать не приходилось; не дошло бы до полного отчуждения – и то спасибо. Пожалуй, я выдержал бы небольшую, недельную бурю с последующими редкими проблесками былой симпатии.
Итак, я надел черную рубашку, в которой выгляжу стройнее (не стройным, а лишь несколько стройнее), серые японские брюки от Муджи (знаю, знаю, но я же девушку принимаю, а не в кегельбан иду) и рыжий кожаный пиджак Фарли, явно весьма недешевый; глянул в зеркало и вполне себе понравился.
Затем слегка запаниковал, что в доме мало выпивки, поскольку планировал напоить Элис до бесчувствия, прежде чем сообщить ей неприятную новость. Тот милый человек, что запер Джерарда на две недели под замок, не назвал бы это правдой, только правдой и ничем, кроме правды. Также я собирался сам перед решительным объяснением набраться до положения риз. Как мудро заметил Ленард Коэн, «я никогда не говорил, что я смелый». В половине девятого Элис не появилась. Думая о Коэне, я пошел к себе, чтобы поискать в свалке на полу его диск. Он спокойно лежал там, всем своим видом предрекая бесславный конец нынешнего вечера.
Далее я заглянул в холодильник. Восемь банок «Хайнекена» холодной фильтровки – пиво для серьезных людей. Сорта крепче употребляют только студенты да алкаши; солидные люди пьют размеренно и тормозной жидкостью не соблазняются. В холодильнике еще нашлась пара-тройка бутылок светлого чешского из личных запасов Джерарда, которые я мог при необходимости позаимствовать. Я сказал, что крепкое пиво пьют только студенты и алкоголики, но забыл про гурманов типа Джерарда. Не буду распространяться о гурманах вообще, замечу лишь, что для мужчины назвать себя гурманом – то же самое, что назвать себя опытным кулинаром. Это характеризует вас как человека с изысканным вкусом (именно так – я сверял по толковому словарю), а по-нашему, по-мужски – вы просто знаете больше всех и потому вы круче всех. Сказать «я гурман» – все равно что сказать «я великолепен». Наличие хобби (смотри выше) тоже дает возможность о чем-нибудь поговорить, если вы не обладаете ярко выраженными личностными особенностями, а мы, будем откровенны, почти никогда ими не обладаем.