Подружка №44

Наконец Лидия уговорила Джерарда пригласить ее с Эриком на обед в следующую среду, после того как мы с Элис съездим в Брайтон. Разумеется, о последнем я ничего ему не сказал, хотя слышал, как он скулил в трубку, когда Элис сама сообщила ему об этом. Он решился позвонить ей, думая, что я в ванной, а я тихонько спустился вниз и подслушивал. К моему удивлению, она согласилась встретиться с нами в четверг, назавтра после званого обеда. Не забыть серьезно поговорить с нею и потребовать объяснений.

Я взял такси – не бросать же на улице новенький мотоцикл – и поехал кататься по Брикстону, приглядывая для себя новый дом. Я прикинул, что суммы, полученной от продажи нашей нынешней квартиры (астрономически взлетевшей в цене с тех пор, как мы в ней поселились), плюс небольшая доплата вполне хватит на миленький пятикомнатный викторианский особнячок с гаражом, и останется еще тысяч сто свободных денег. Пустить парочку жильцов – и полный порядок.

Адриан, мой бывший начальник, пока не звонил, из чего я сделал вывод, что уволен, и ничуть не расстроился. А если не уволен, тоже хорошо. Ходить на работу я все равно не собирался. Тем не менее я набрал его номер и оставил на автоответчике пару сообщений от некоего лица, располагающего неопровержимыми доказательствами разгула коррупции в столичной полиции, для вящей убедительности сообщив имя остроумного и цивилизованного полисмена и место его работы. На шефа это произведет впечатление.

До субботы время ползло еле-еле. С Джерардом мы поговорили всего раз: он спросил меня, когда суд, и выразил надежду, что тюремная кормежка придется мне по вкусу. Я успокоил его, что отделаюсь штрафом, особенно если объясню суду, какого гнусного ублюдка я случайно ударил.

Кроме того, я наконец написал прощальное письмо Эмили, моей далекой полярной подруге, – письмо достаточно правдивое, чтобы разозлить ее всерьез и чтобы она не вламывалась ко мне со скандалом, когда вернется из экспедиции. Я вскользь упомянул о самоубийстве Фарли, об Элис, но в подробности не вдавался, поскольку сам в то время еще не до конца понимал, что к чему.

В пятницу я забрал «Ягуар» и решил для пробы скатать в Брайтон, блаженно вдыхая запах кожи и хороших сигарет. Из города я выехал часа через два, в Брайтоне прикупил и сразу же установил автомобильную стереосистему, чтобы слушать музыку вместе с Элис. Я мчался обратно в Лондон по шоссе А23, слушал какую-то давно вышедшую из моды дребедень и был совершенно счастлив. Раз или два вспомнил о Поле. Бремя моей вины со вторника существенно полегчало, поскольку я сообразил, что наша единственная общая знакомая – Лидия, а она точно не проболтается Джерарду. Сама Пола Джерарду тоже звонить не станет: она его ненавидит. Жизнь была хороша, и даже въезд на гигантскую автостоянку, именуемую Лондонской системой дорожного движения, не омрачил моего радужного настроя.

Теперь я лихорадочно ждал новой встречи с Элис. Естественно, меня интересовала информация о ночи, проведенной в обществе Джерарда, но я знал, что действовать лучше не нахрапом, а лаской.

Утром в субботу я оставил длинное, элегантное, безгранично прекрасное выражение моей сексуальности у дома Элис, оставил на заднем сиденье пса (вместе с купленной в «Хэрродсе» пижонской клетчатой подстилкой) – разумеется, с приоткрытым окном и не на солнцепеке, – и взбежал по ступенькам к ее двери. Взбежал, пожалуй, несколько сильно сказано: после вчерашнего вечера меня слегка шатало, что ограничивало мою способность передвигаться быстро. На первую ступеньку я, наверно, еще взбежал, но следующие четыре преодолел с куда большим трудом, и дотянуться до звонка у меня еле хватило сил. Накануне я встречался с Лидией и двумя ее подружками по работе. Жених-дизайнер Эрик не явился, оправдавшись тем, что завтра у него крикет, ответственный матч, и придется рано вставать. Между тем даже профессиональные английские игроки в крикет не позволяют самым важным матчам расстраивать им предыдущий вечер.

Попрощавшись с Лидией, я один вернулся домой. Джерарда не было. Он не ночевал дома уже дня два, пытаясь убедить меня, что проводит время у Элис, но я набрал номер его сестры, и к телефону подошел он сам. Я, разумеется, ничего не сказал и сразу же повесил трубку, но он понял, что это я. А даже если не понял, вряд ли потом удержался от соблазна включить определитель и узнать, кому я звонил в его отсутствие.

К моменту возвращения домой я набрался порядочно, хотя и не до бессознательного состояния. Мне взбрело в голову звякнуть Поле, поскольку семь бед – один ответ. Говоря «взбрело в голову», я имею в виду, что действительно позвонил ей, но ее не оказалось дома. Поэтому, проснувшись поутру, я испытал безмерное облегчение, если не гордость, оттого, что все-таки не завалился к ней в гости.