— Знаю, что мне нет оправдания. Но у меня есть сестра — Мэри-Бет. Ты очень напоминаешь мне ее — не внешне, а характером. Так вот она…
Глядя в ее бездонные голубые глаза, Джейк продолжал рассказывать, едва слыша, что он говорит, и лишь искренне надеясь на то, что она поймет его, когда узнает об их сражениях, в которых воля одного сталкивалась с волей другого. Наконец, умолкнув, он заметил, что ее лицо немного смягчилось.
— Она действительно разбила все тарелки? А ты что сделал?
Джейк убрал завиток с ее щеки.
— Я спрятал подальше китайскую вазу и заорал, чтобы она прекратила. А что мне еще оставалось?
— На чем же вы едите дома?
У Джейка внутри все сжалось. Он и забыл, что должен играть роль человека малообеспеченного. Слава Богу, ей и в голову не пришло, что та китайская ваза могла быть очень дорогой.
— Нам пришлось купить новые тарелки. Но вернемся к разговору о Мэри-Бет. Почему я, собственно, начал говорить о ней? Если ей чего-нибудь захочется, она любыми способами попытается переубедить меня. И прибегнет к любым уловкам. Она может целыми днями не разговаривать со мной, и это совершенно выбивает меня из колеи. Я думал… когда ты…
— Ты думал, что и я решила прибегнуть к тем же уловкам, — договорила она за него.
Джейк кивнул и, вспомнив, какое у нее было выражение лица на кухне, снова испытал некоторую досаду.
— Когда я приказал тебе раздеться, я и не думал, что ты в самом деле начнешь г ее с себя снимать. Я был уверен, что ты возмутишься и убежишь.
— А куда мне бежать? — тихо возразила она.
Ее вопрос резанул Джейка по самому сердцу. Ведь ей действительно некуда бежать. Для нее не существует другой земли, кроме Вулфс-Лэндинга.
— Я никогда больше тебе этого не прикажу, — пообещал он.
— То есть раздеться?
Он не хотел разрушать надежду, мелькнувшую в ее глазах.
— Я никогда не заставлю тебя унижаться, — поправился он. — Ты прощаешь меня?
Ее взгляд смягчился.
— Да, я прощаю тебя за то, что ты заставил меня снять рубашку.
Он почувствовал в ее словах намек и улыбнулся.
— Но ты не прощаешь меня за то, что я заставляю тебя сидеть дома.
Она ничего не ответила, но ее молчание было красноречивее слов.
— Индиго, я бы с удовольствием изменил свое решение, но не могу. Мне остается только сожалеть, что я рассердил тебя и испортил тебе настроение.
— Нет, я не сержусь, — произнесла Индиго, закрыв глаза. — Просто в душе какая-то пустота.
Боже, он чувствовал себя настоящим негодяем. Но самое ужасное заключалось в том, что на самом деле он им не был. Ему безумно хотелось заключить ее в объятия и как-то утешить. Однако после того, что произошло на кухне, он решил не рисковать.
Он сел на матрац и откинулся спиной на изголовье кровати. Похлопывая подушку, лежавшую рядом, он сказал:
— Почему бы тебе не сесть тут, со мной? Может, если мы поговорим и все выясним, в душе у тебя уже не будет прежней пустоты?
Она приподнялась на локтях и посмотрела вперед.
— Иди садись, — мягко настаивал он. — Обещаю, что не стану кусаться.
Она нехотя подползла к нему на коленях. Когда Индиго устроилась рядом, Джейк обхватил ее рукой за плечи. И тут же почувствовал, как напряглось ее тело: близость с ним претила ей.
И в голову ему закралось ужасное подозрение. «Это твое желание?» Он смотрел на ее склоненную голову. Ему следует выяснить это именно сейчас, прежде чем заводить серьезный разговор.
Коснувшись завитка у нее на затылке, Джейк сказал:
— Мне нравится, когда ты заплетаешь волосы в косу. Но было бы лучше, если б ты их распустила.
Она подняла руки и начала вытаскивать шпильки. Джейк с горечью наблюдал, как она расправляла пальцами свои рыжие волосы. Шелковые пряди рассыпались по его руке и упали на его колени. Он ненавидел себя за то, что собирался сказать. Но, черт возьми, должен же он выяснить!
— Индиго, я вовсе не имел в виду, чтобы ты сделала это прямо сейчас.
Она откинула волосы с глаз, чтобы разглядеть его. Никогда раньше он не видел так отчетливо, насколько в ее внешности переплелись черты обоих родителей. Изящество матери и царственный облик отца сотворили лицо, которое поражало одновременно и красотой, и нежностью. Индиго удивительно сочетала в себе гордость и покорность, силу и слабость. Ему никогда не понять ее.
У Джейка екнуло сердце при виде того, как она смутилась. Индиго отвернула от него голову и принялась снова убирать волосы. Ей показалось, что он озабочен какой-то серьезной проблемой, а Джейк, по крайней мере, получил ответ на свой вопрос.
Он прислонил голову к стене и уставился в потолок.
— Индиго, раз уж ты их распустила, оставь как есть, — тихо сказал он.
Уголком глаза он видел, что она отбросила шпильки в сторону и сложила руки на коленях. Воцарилась тишина. На какой-то момент Джейк даже этому обрадовался. Боже, не удивительно, что она была против этого замужества. С первого дня их знакомства в ней проявились три черты: стремление к свободе, невероятная гордость и преданность отцовским убеждениям. А теперь, как ей казалось, она стала собственностью белого человека.