Подруга особого назначения

Если у нее в номере что-то искали, почему не потрудились оставить все в том же самом виде? Или ее внешность обманчиво свидетельствует о ее непробиваемой тупости? Если так, то она могла бы голову дать на отсечение, что где-то поблизости ее любимый шеф. Шеф, как никто другой, был уверен в том, что она на редкость тупа.

При чем тут шеф? Шеф остался в Москве. Да и что у нее могли искать, когда с собой она взяла один потрепанный рюкзачок, а в рюкзачке две блузки, чистый лифчик, купальник, оксолиновая мазь и пижама с полинявшей розой на груди!

Варвара напялила водолазку, схватила рюкзак и вытряхнула из него все барахлишко. Перевернула, потрясла и тщательно ощупала подкладку. За подкладкой ничего не было. Вывалился только мятый фантик от давно съеденной конфеты.

Как и следовало ожидать. Ничего.

Но кто-то заходил в ее номер и рылся в нем! Кто-то переложил рюкзак другим боком, кто-то брал в руки ее «поручение» и передвинул его.

Кто?! Зачем?!

В сумке тоже все было цело, включая заветный конвертик со стодолларовыми купюрами. Варвара конвертик открыла, пересчитала купюры — три штуки, все правильно.

Ей нужно подумать, а думать как раз было некогда. Завтрак подходил к концу, а она ни за что на свете не согласилась бы пропустить завтрак — еще бы!

Она была уже у самой двери, когда зазвонил телефон на столике у кровати. Варвара, замерев как суслик, посмотрела на него.

Ей никто не мог позвонить в отель в Карловых Варах. Ни один человек на свете.

— Да. Слушаю, говорите.

Незнакомый голос что-то раскатисто выговорил по-немецки и остановился, как будто дожидаясь ответа.

— Простите, — ответила Варвара, — я не говорю по-немецки.

Голос раскатился длинной фразой, как будто подскакивали камушки на горной дороге. Помолчал и сказал любезно:

— Ауфвидерзейн.

— Бай-бай, — попрощалась Варвара.

Ошиблись?

Однако этот звонок вдруг навел ее на мысль. В кармашке кошелька у нее была пятидолларовая бумажка, всунутая на прощание Димкой: «Возьми. В дороге почему-то всегда трудно с мелочью».

Варвара хотела было сказать ему, что с крупными купюрами тоже нелегко, но воздержалась и бумажку взяла с благодарностью. Она очень на нее рассчитывала, но решила, что другого выхода нет. Она сунула ее в карман куртки и вышла в коридор.

Тележка по-прежнему стояла в некотором отдалении.

Как они все друг друга называют, эти местные жители? Пани?

— Простите, пани, — позвала Варвара, заглядывая в распахнутую дверь чужого номера. Появилась давешняя горничная с вопросительно-любезным лицом. Увидав Варвару, она заметно скисла.

— Вот, — сказала Варвара, выхватывая из кармана бумажку, — это вам. Спасибо за помощь.

— Данке шон, — почему-то по-немецки поблагодарила горничная. Бумажка сверкнула в воздухе и исчезла. Варвара проводила ее глазами.

— Да, — как будто спохватилась она, и горничная, повернувшаяся было, чтобы идти, моментально остановилась, — а кто вам звонил?

Горничная подняла брови.

— Кто вам звонил, когда вы начали уборку? Вы сказали, что телефон зазвонил. Кто это звонил?

— А! — сообразив, ответила та. — Не звонил. Был ошибка. Так.

Опять ошибка! У них тут не все в порядке с телефонной связью — сплошные ошибки.

Кто-то мог позвонить, стоя за поворотом коридора, продержать горничную в комнате с надписью «Только для персонала» ровно столько, сколько требовалось, чтобы войти в Варварин номер, а потом извиниться за ошибку и повесить трубку.

Только зачем все это?

Варвара даже предположить не могла. Она додумает до конца и во всем разберется. А пока она пойдет и как следует позавтракает — назло врагам!

* * *

Городок был сказочный. Словно кто-то его придумал — просто так, а он взял да и материализовался. В путеводителе Варвара прочитала, что великий Корбюзье назвал Карловы Вары «фруктовым тортом» за розовые, голубые, сливочные домики с белыми, как будто и впрямь кремовыми, завитками. Домики лепились к горе, некоторые новые и шикарные, другие постарше и потемнее, балконы с чугунным плетением решеток нависали над крошечными переулками. Машины еле ползли за спинами у неторопливых пешеходов. Мелкая речка под названием Тепла шумела прямо посередине города. На горбатых кружевных мостиках стояли толстые немцы и худые немки и кормили уток. Иногда хлебные корки утаскивала неповоротливая от сытой и безопасной жизни рыба, и немцы восхищенно улюлюкали. Лакированная коляска, запряженная гладкой лошадью, стояла у края тротуара под голым каштаном. Варвара погладила лошадь по морде, а потом долго не могла отвязаться от предложений прокатиться.

Кругом были отели, а между отелями ювелирные лавки, освещенные солнцем так, что на витрины было больно смотреть. Все останавливались и смотрели, и Варвара тоже остановилась и смотрела — просто так. Она не чувствовала никакого желания покупать — разве в этом дело?! — но это было так красиво, так празднично, так победительно горели разноцветные камни за чистым стеклом, так самодовольно лоснились атласные подушечки, так благородно темнел бархат, что оторваться было невозможно.