Подросток. Исполин. Регресс. Три лекции о мифологических универсалиях

Дальше мы подходим к следующей интересной теме. Как говорила Алиса в прекрасной советской постановке, которая с Высоцким: «Пусть я буду такого роста, какого нужно», – то есть эпический герой в конкретных текстах меняет свой рост столько раз, сколько это нужно для отражения эмоций сказителей и слушателей. То есть, чтобы подчеркнуть мощь победы героя над монстром, героя надо ужать до роста настоящего человека. Одиссей и Полифем. Размеры Полифема без метража, но Одиссейчик перед ним, прямо скажем, не шибко крупный. У Гомера с этим несколько попроще, то есть у него Одиссей свой рост по тексту особо не меняет. Мы к теме смены героем роста еще вернемся. Правда, без картинок, но на примерах. Итак, чтобы подчеркнуть мощь победы, Одиссей будет мелкий перед Полифемом и слаб перед ним, тут у нас Капитализм, «море крови ему по колени» – представляете это буквально? – «сжирает страны».

«Отсюда
   Ленин
      с горсточкой товарищей
встал над миром
   и поднял над
мысли
   ярче
      всякого пожарища,
голос
   громче
      всех канонад».

Смотрите, что делает Маяковский. Гений как гений. Слова «горсточка товарищей» сразу рисуют нам образ человека обычного роста, который по ходу схватки мгновенно вырастает: «встал над миром и поднял над».

Я по этому поводу прямо сейчас приведу свою любимейшую цитату из русского эпоса. Мой любимый герой – Святогор, который ростом с гору. Былина про Илью и Святогора держит абсолютный рекорд не то что в русском, а в мировом эпосе по количеству смен героями роста. Я замучалась считать, сколько раз там Илья Муромец меняет свой рост. Причем это не сюжетно, это не как Алиса: «…откусишь с одной стороны – уменьшишься, с другой – вырастешь», – это так: герой воспринимается обычным – рост не указывается; герой слабый – он сразу маленький. Мой любимый эпизод из этой былины выглядит так: при довольно интересных обстоятельствах, которые я сейчас опускаю, Илья попадает Святогору в карман. В какой-то момент Святогор достает Илью из своего кармана, держит на ладошке и спрашивает: «Как ты у меня в кармане оказался?» Илья рассказывает ему весь предыдущий сюжетный ход, и Святогор с ним братается… и меняется с ним нательными крестами! Оцените смену роста. Причем я еще раз говорю, что смена роста Ильи никак не отражена сюжетно, это то, что как только сказитель воспринимает их равными, разница в росте теряется. Как только подчеркивается, что Святогор сильнее Ильи, то Илья сразу ужимается до роста нормального человека. Соответственно, товарищ Ленин у Маяковского совершил трансформацию, достойную Ильи Муромца.

Отдельно «мысли ярче всякого пожарища, голос громче всех канонад» – «Илиада»: Ахилл и бой за тело Патрокла. Как я уже говорила, Ахилл поднимается на вал, ограждающий греческий лагерь, и орет. Что он орет – Гомер нам не сообщает, Олди в своем романе об Одиссее придумали, что именно, а так, видимо, он орал такое нецензурное, что в гекзаметр не влезло. Он орет – и в это время, как нам сообщает Гнедич, «облак ему вкруг главы обвила золотой Тритогена» (Афина), то есть от его ярости исходит ослепительный свет, а орет он так яростно, что этим отгоняет троянцев от тела Патрокла, не вступая в бой с оружием в руках. Еще раз я возвращаю вас к цитате из Маяковского: «мысли ярче всякого пожарища, голос громче всех канонад». Маяковский, конечно, читал «Илиаду», но я не думаю, что это цитата, потому что это отдельная тема: герой типа Ахилла и его гнев, который визуализируется как пламень или в данном случае сияние, и его голос, который носит разрушительную силу. Наш Илья Муромец в соответствующей былине тоже таким голосочком интересным обладает, а его главный враг Соловей-Разбойник свистит так, что вековые дубы рушатся с корнем, то есть разрушительный голос хорошо известен эпосу. Я могу приводить очень долго примеры, сейчас это не наша тема.

Такой любопытный момент: когда эпос частично историзируется, то иногда бывает, что историзируется образ врага, то есть вместо гипермонстра мы имеем вражеское войско, а герой – он как есть герой, и мы имеем известный сюжет – бой человека с войском. Читаем Маяковского:

«…оттуда —
   миллионы
      канонадою в уши,
стотысячесабельной
   конницы бег,
отсюда,
   против
      и сабель и пушек, —
скуластый
   и лысый
      один человек».