Подросток Ашим

— Я как её голос в трубке услышал, думаю: нет, не может быть! Не поленился, решил съездить, проверить. И точно. Трущоба у них, а в этой тущобе — ну да, она сама, болезная, — отец хохотнул. — И выходит с ней меня поприветствовать наш вундеркин, надежда родной математики…

Он кивнул Киркиной маме:

— Если бы я вместо тебя на собрания ходил, я бы давно уяснил, чей это мальчик!

— Да ведь не ходит она на собрания, — отозвалась мама. — На одном только её и видели, а больше ни-ни…

— Потому и не ходит, что, видно, совестно, если её узнают, — сказал отец. — Парню тогда как учиться, если папаша у всех родителей в классе успел показать себя? И мамка потом успела у всех отметиться, подавить на жалость.

— Неужто у всех? — переспросила мама в чуть преувеличенном удивлении.

И папа стал загибать пальцы:

— У меня работал он, и у Суркова, в его мастерской. А там Ленка, Киркина одноклассница. И у Иванова Петра Афанасьевича с ними внук учится… Всем Саша Прокопьев знаком…

Мама поморщилась:

— Ты так о покойнике…

И папа едва заметно смутился:

— Я сейчас о сыночке. О воздыхателе Киркином.

Кира погладела на папу жалобно, а тот весело кивнул ей:

— Вовремя выяснили, что там за Мишка.

— А что — Мишка? — быстро спросила Кирка и сразу осеклась. Раньше, если папа брался ей что-нибудь объяснять, всё делалось понятным. А теперь она глядела на своего папу в изумлении. Выходит, вот почему Мишкина семья показалась ей такой необычной! Они и впрямь не такие, как все. Потому что они — нищие. Мишкина мама, которая обнимала её, когда-то ходила к отцу унижаться, просить денег и плакать.

Мишка из семьи нищих. Кирка сидела ошеломлённая. Что будет, если над ним станут смеяться в классе, как над Хичей смеются, или ещё хуже? А за одно и над ней, над Киркой — все знают, что она Мишкина подруга. Что будет, если узнает Локтева?

Кирка в панике глянула на отца, а тот кивнул ей и улыбнулся — мол, ничего страшного нет. И ей сразу стало немного спокойней. Отец всегда знал: с ней, Киркой, в любом случае всё должно быть хорошо.

— Ну что, я не должен учителей предупреждать, что вас… как-то так разделить надо? — спросил он. — Сама пересядешь от своего кавалера?

Он чуть преувеличенно удивлённо хмыкал:

— Я знал, конечно, что у тебя мальчик — Прокопьев, но мне и в голову не приходило, который… Мало ли на свете Прокопьевых. А он— гляди-ка, внедрился к нам в дом. Я ведь уже и путёвки заказал на Новый год… Четыре путёвки, нам всем…

Кирка уже не помнила, когда за ужином все говорили бы так оживлённо и все вместе смеялись. Родители изо всех сил старались утешить её, показать, что всё в порядке, хотя она и дружила с мальчиком, с которым дружить стыдно.

Мама припоминала, как поразила её Мишкина мама — тогда, на собрании:

— Такая носатая, и патлы сухие вот так, — и показывала руками у себя над головой, а потом стряхивала что-то невидимое с рук: «Тьфу, тьфу!» — точно боялась сама стать такой, как Мишкина мама.

Видно было, что ей неприятно вспоминать её. И Кирке уже было до ужаса неловко оттого, что странная женщина сегодня обнимала и утешала её.

И всё из-за чего? Оттого, что вертлявая маленькая девчонка облила её борщом — прямо до трусиков. И это при Мише! В ней, Кирке, тогда всё обрушилось, она не представляла, как дальше будет смотреть на него, как разговаривать с ним. Она стояла под душем и не могла решиться выйти из ванной — опять к этим людям. А потом это чувство позора прошло без следа, чтобы дома вернуться и обрушиться на неё с новой силой. И это был уже новый позор, он разрастался внутри, заслонял собой всё. Казалось, что кроме него она ничего не сможет чувствовать. И только потом, когда Светлана пришла убирать посуду, Кирка вдруг вспомнила о том, что Мишка теперь с ними на лыжный курорт не поедет, и её больно кольнуло изнутри сожаление.

Мишка понятия не имел, что ему предназначалась какая-то путёвка. И Новый год он встретил так, как встречал все прошлые годы. Он и не думал, что его можно встречать как-то по-другому.

Новый год раскрыл над их маленьким домом покрывало фокусника, которое всегда раскрывал. Ведь из-за того, что мама развесила гирлянды и нарядила с младшими искусственную ёлочку, не могло всё так резко измениться. Тайна присутствовала всюду, как в математической задачке. Всё, что волновало Мишку ещё три дня назад, теперь стало неважным. И когда мама читала эскимосские сказки, Мишка вместе с Танькой, Владькой и Сашкой слушал про злых тунгаков и про великаншу Майракпак, которая однажды выпила целую реку. Мишку только на секунду кольнуло: вот, оказывается, кто это была — Майракпак. Великанша… А потом он подумал, что мама могла бы стать и великаншей, хотя она и маленького роста. Наряжалась же она в новогоднюю ночь Дедом морозом. Старый папкин тулуп — он ей до пола был. Все папкины вещи из дома куда-то делись — кто их станет носить? — и только тулуп почему-то висел. А на бороду ушёл целый рулон ваты.

Мама говорила низким, густым голосом, более низким, чем всегда:

Встал я рано поутру —
К вам спешил, сыграть в игру…