Подростки

Тося стоял тогда впереди всех ребят. Они смотрели на него, и каждый по-своему прикидывал Тосины возможности, свое отношение к командиру. Тосю на пост командира выдвинул комитет комсомола и мастер Виктор Данилович Скудатин.

В группе проголосовали и разошлись по домам. На что Гибич сказал: «Отдуплились шестеркой». В прежней школе никто бы не посмел с Тосей так разговаривать, даже из старшеклассников. Тосина физическая сила была в школе давно оценена, как и в доме, где он жил, хотя силой Тося пользовался в крайнем случае, когда вынуждали обстоятельства.

Никогда не бывало долгих разговоров между Тосей и Мариной Осиповной или каких-то наставлений. Марина Осиповна принимала Тосю в школу, она надеялась и выпустить его из стен школы. Пусть изменилась для них обоих школа.

Тося любил Марину Осиповну, учился у нее в детстве, учится и теперь. Она была его учительницей на всю жизнь. Он знал, что Виктор Данилович ревниво относится к его любви к Марине Осиповне. Виктору Даниловичу казалось, что преподаватели общеобразовательных предметов должны быть в училище на втором плане: училище не может стать для них кровным делом, они урокодатели — «отмерили свои часы и ушли». В училище жили еще две школы.

Ребята это чувствовали, и в особенности Тося. Но Виктор Данилович делал то, что не могла бы сделать Марина Осиповна, или Нина Михайловна, или Эра Васильевна, потому что они — женщины. Они не могли бы, например, провести такой разговор, который провел Скудатин с Гибичем. Или так себя вести, как Виктор Данилович в семье Федора Балина. Отца Феди лечили в специальной клинике для алкоголиков, но лечиться он не хотел: вытравлял из себя лекарство, начиная со столовой ложки пива. Буянил, выгонял из дома жену и сына. Скудатин обо всем узнал, пришел к нему. Поговорил — не помогло. Встретился с участковым, сходил в домком и, наконец, в райисполком. Снова пришел к отцу. И тот понял, что Скудатин серьезный, а главное — сильный противник. Пить не перестал, но жену и сына не трогал.

Марина Осиповна больше все-таки учительница из прежней школьной жизни, а мастер — это была новая взрослая жизнь. Не стало у Тоси отца — появился мастер. И это у многих ребят. А сейчас они потеряли семью. Семья в чем-то разрушилась. Так Тося определял свое положение и положение своей группы. И теперь уже Тося ходил к Феде Балину и пытался воздействовать на его отца. Сделал как умел. Но от этого было совсем невесело, как будто присутствовал при унижении друга.

У матери Тося спросил:

— Где Игорь?

— Не приходил пока.

Ищите апельсинчик… Но этот «апельсинчик» Тося хорошо знает. Турчинова Аля, одноклассница Игоря, дочь Нины Михайловны.

…Они уже долго шли. В руках школьные портфели. Аля — в легком пальто и в коротеньких ботинках. На голове — шерстяная косынка, повязанная одним концом вокруг шеи. Слева на воротнике приколота брошка из прозрачного янтаря. На Игоре цветная куртка-штормовка и спортивные ботинки. Шапку Игорь не носил, в крайнем случае — лыжную, в очень сильный мороз.

Игорь нашел Алю недалеко от школы, у кирпичной стены депо. Когда между Алей и Игорем Вандышевым началась дружба, никто из них не помнил. Может быть, на уроке физкультуры, когда Игорь помог Але завязать шнурки на кедах, или в классе, когда Аля мыла классную доску шампунем «Жемчуг», а он вытирал доску насухо обрывком вафельного полотенца. Может быть, на длинном деревянном мосту, который тянулся над железной дорогой. Аля шла и с двух сторон придерживала платье-раздувайчик. Игорь загородил ей на мосту дорогу. «Ты чего?» — спросила Аля. «Ты найди меня в скорлупках, не то я тебя найду!» — сказал Игорь и преклонил колено. Глаза его смеялись. «Здесь сажа, — сказала Аля. — От тепловозов». Глаза ее тоже засмеялись, и при этом забавно наморщился нос.

Когда началась дружба? Началась, и все. Незачем вспоминать, ломать голову.

Двое шли по городу. Молчали. Игорь громко сказал:

— Мерзавец.

Аля остановилась, глянула на него. Глаза ее начали быстро наполняться слезами, и от слез опустились, заблестели большие мягкие ресницы. Аля боялась моргнуть, потому что слезы тогда уже стремительно покатятся по щекам.

Игорь и Аля стояли друг перед другом. Они любили друг друга. Сейчас они были в ответе за чужой обман и чужую подлость. За чужую нелюбовь.

Двигался людской поток, двигался городской транспорт. Снег в городе неожиданно сошел. Сухо. Не холодно. Даже тепло. Люди весенние, возбужденные. Может быть, устали от холода. Весь город был сегодня весенним.

Мимо Игоря и Али прошагал маленький школьник. На нем был ранец, а на ранце, сзади, в слюдянистое окошечко, вставлен проездной билет. Школьник покосился на Игоря и двинулся дальше, и еще долго был виден на его спине «На предъявителя. Единый». Аля провожала школьника взглядом, и так ей было легче. Ей даже казалось, что она не слышала, что сказал Игорь об ее отце только что.

— Мерзавец! — уже кричал Игорь. — Он никогда не любил тебя и твою мать!