Двадцать шестого я запаниковала. Я поняла, что забеременела. Очевидно было, что это итог моих забав в самом конце лета. Но с кем? И Толик, и Роман могли с одинаковым успехом претендовать на авторство.
Меня охватил ужас.
На следующий день я уже ничего не ждала, я проверяла свои ощущения. Да, меня определенно тошнило. Да, хотелось солененького. Я разревелась. Что делать?
Было желание броситься к матери. Я даже подошла к ней, но она была чем-то занята и так на меня рявкнула, что я решила: нет, нужно как-то по-другому. Но как? Мне ведь только в ноябре будет шестнадцать. Засмеют все. Я стала листать литературу. Нашла у матери одну книжку. «Про здоровый быт». Мой быт был не таким здоровым, как там описывалось, и эта книжка мне помочь уже не могла.
«Девушка не должна» — вот основная мысль одной из глав, а что делать, если девушка залетела. Нет ли домашних средств? Таблеток каких. Горьких, горьких. Я согласна. Есть в природе таблетки, но «до». Или «после», но сразу. Но ни «до», ни «после» мне их никто не предложил. Боже, какая я дура. От кого я понесла?
Где он, мой омут?
Еще один день.
Что-то когтистое сжало мое сердце и не отпускало.
Еще день.
Ничего.
Кошмар.
Тетрадь Миши
В один из вечеров встретился и поговорил с Наташкой. Чудо в юбке! Видите ли, она больше не хочет со мной встречаться. Баба с воза — кобыле легче. Я едва сдержался, чтоб не сказать ей это. Хотя, сказать честно, я ей был благодарен.
За наши встречи, за любовь, мне все-таки кажется, что мы были влюблены друг в друга. За то, что позволила мне все, что я хотел. Словом, за все, что было.
После разговора, ей-богу, полегчало. Хотя где-то в глубине души остался во мне какой-то чисто спортивный интерес к Наташке. Хотелось бы сделать с нею еще разок, чтобы и ее довести до вершины ощущений. Я даже попытался пойти на контакт. Ей с Тоней выпало убирать в мастерской, я вошел к ним и сказал Тоне, что ее вызывает классуха. Когда она ушла, я подошел к Наташе сзади и обнял ее.
— Убери руки, — сказала она.
Каким тоном она это сказала! Я отодвинулся, словно обжегся. Через пару минут возвратилась возмущенная Тонька и стала укорять меня, что я ее обманул, что сегодня не первое апреля.
— Не бушуй, что ты раскудахталась, — сказал я ей.
— А ты зачем сюда приперся? Мюнхаузен! — она стала махать на меня веником.
— Отвали ты от меня, коза! Сама простая, как пиджак Мао Дзедуна!
— Сам ты пиджак, сейчас будешь подоконники протирать.
— Если ты будешь такой злюкой, то никогда не выйдешь замуж.
— За такого кобеля, как ты, лучше и не выходить вообще.
— Что-то вы увлеклись, давайте приостановим диспут, — вмешалась Наташа.
— Давайте приостановим, — согласился я.
Тонька еще долго бурчала и не могла успокоиться.
Купленные с таким трудом резинотехнические изделия вопреки моим грандиозным планам оказались невостребованными. Катенька, которую я стал кадрить, водила меня за нос и не допускала к заветным рубежам своей невинности. Наташа отпала по вышеописанным причинам, и когда моя мужская действительность, разбуженная последней короткой близостью, стала нестерпимо требовать своего, тогда я, как шанс последней надежды, бросился штурмовать оставленную по весне высоту по имени Лидка, но и тут меня ожидало фиаско.
— Лидочка, — ворковал я, прижимая ее в раздевалке спортзала.
— Да, я Лидочка, — отвечала она, отталкивая мои лапы.
— Давай пообщаемся, когда все уйдут.
— Общайся, у меня нет тайн от одноклассников.
— Ну, что ты, — я понижал голос до шепота, — у нас с тобой есть тайна.
— Какая?
— Ну, ты что, разве все забыла? — я старался говорить тихо.
— Мне просто нечего забывать, — она слегка краснела.
— Неправда, ты покраснела, ты все помнишь. Лид, давай встретимся.
— Отстань! Зачем нам встречаться?
— Ну, побалуемся, — я слегка ущипнул ее за грудь.
— Пошел отсюда, — она больно шлепнула меня по руке.
— Лид, за что? Я же от всей души. Рука сама тянется к красоте.
— Отстань от меня. Любитель красоты. Наташу лапай. Или Катю.
— Лид, какая ты грубая. Что за слово такое «лапай». Нужно говорить: «ласкай».
— Ласкать ты не умеешь, ты только лапаешь. Выпусти меня.
— Я тебя не держу, — я едва сдержался, чтоб не треснуть ее.
— Вот и чудесно, — она ныряла сквозь кольцо моих рук и убегала за подружками.
По тому, как шел наш разговор, наша словесная игра, я сразу понимал, что мне, увы, в очередной раз ничего не светит. Я, как дурень с писаной торбой, носился теперь с этими презервативами и не мог их использовать. Я прятал их в своей школьной сумке, однако, выходя вечером на улицу, я брал с собой один пакетик с сокровенной мыслью — «а вдруг». Безотносительно к кому бы то ни было. На всякий пожарный. Возвращаясь домой, нужно было не забыть переложить пакетик из кармана брюк опять в сумку. И так каждый день.
Словно охотник, я стал осматривать девушек нашего класса. Вообще красота понятие относительное. Наташа красивая. Женя была еще красивее. А взять Людку?