Подражатель

— В идеале я бы предпочла не обращаться ни к одному из вас, — прямолинейно сказала Маршалл. — Но ситуация вынуждает. — Винтер нахмурился, услышав горечь в ее тоне. — …Когда-нибудь я стану детективом по расследованию убийств. Но лучший способ убедиться, что этого никогда не произойдет, это ворваться туда и накинуться на моего будущего начальника с недоработанной теорией. Вы мне нужны, потому что мы оба знаем, как все это работает, — были вещи, не попавшие в отчеты. Мне нужно, чтобы вы заполнили пробелы.

— Например?

— Что искал Чеймберс в тот день, когда решил перерыть задний двор Роберта Коутса? Он же не мог всерьез надеяться найти там тело?

— Собак.

— Собак?

— У Чеймберса были свои основания считать, что Роберт Коутс с пугающей скоростью менял собак, подбирая их с улицы, и что Генри Джон Долан был его первым пробным убийством, вроде выпускного от животных к людям.

— Интересно, — сказала Маршалл, задумавшись. — Следующее: я читала два несколько различающихся отчета о произошедшем в ночь нападения на Чеймберса… и оба ваши.

— И? — сказал Винтер, немного ощетинившись.

— Первый — транскрипт ваших показаний, данных в ту ночь, второй — ваше официальное письменное заявление, написанное на следующий день. Куда девались змеи?

Ему, казалось, не хотелось отвечать.

— Правда в том, что я не знаю, случилось ли это на самом деле. Чеймберс лежал там, истекая кровью по всей дороге. Машина была пылающим инферно, Райли… — Винтер на мгновение вернулся в прошлое. — Это была худшая ночь в моей жизни. Мне до сих пор все это кажется сном. И я честно не удивился бы, если это были галлюцинации. Когда за ночь не появилось сообщений о змеях на улицах Блумсбери, я подумал, что мог бы избежать психологического обследования и не включать эту деталь.

— Вы знаете, что вы видели, — настаивала Маршалл. Она перестала идти. — Вы видели змей?

— Я только что вам сказал…

— Вы… видели… змей?

Винтер нервно переминался на ногах:

— Да.

— Я вам верю… Они все равно отказывались связать три инцидента, даже когда на Чеймберса напали?

— Из моего очень ограниченного участия после той ночи я знаю, что к тому времени, как Чеймберс был в состоянии сообщить им об уколе, прошло уже три дня, его дважды прооперировали и сделали переливание крови.

— Доказательства исчезли.

— Доказательства исчезли, — кивнул Винтер. — И я не думаю, что он настаивал.

— Почему нет? С чего Чеймберсу не приложить всех усилий, чтобы найти человека, пытавшегося его убить?

— Об этом вам нужно спросить его.

— Спрошу. Значит, вы совсем не продолжали расследовать убийство Альфи и Николетт? — спросила она осуждающе.

— Нет, — покачал головой он. — Они не хотели меня к нему подпускать. Я знаю, что они какое-то время присматривались к местному дилеру, даже, по-моему, арестовали его, но это все безрезультатно заглохло.

— У меня есть отчет, — кивнула Маршалл.

— Еще были подозрительные типы, жившие через дорогу от развлекательного центра, — вспомнил он, — но к тому времени полиция уже хваталась за последние соломинки. Плохих людей достаточно, но это не значит, что они те, кто нам нужен.

— Я собираюсь поговорить с девушкой Генри Долана, — сказала Маршалл, раздумывая вслух, — посмотрю, что она знает о том, как он гулял за руку с незнакомыми мужчинами в темных парках. Потом я хочу узнать, где сейчас Роберт Коутс. Он был главным подозреваемым как тогда, так и сейчас.

— А что насчет Тобиаса Слипа? — спросил Винтер. — Мы списываем его со счетов только из-за расплывчатого описания Джимми Меткалфа из воспоминания семилетней давности?

— Не только поэтому. — Маршалл кивнула в сторону могильного камня, у которого они остановились, пока ветер шелестел в кронах деревьев.

Тобиас Персиваль Слип

1932–1996

Предан своей работе

— Это все еще мог быть он, — заметил Винтер, с презрением читая надпись.

— Мог быть, — согласилась Маршалл, слегка побледнев. — Боже, надеюсь, это был он. Но мне нужно знать наверняка.

Воскресенье

Глава 16

Винтер проснулся в темноте.

Взмокнув от пота, он осознал, что сел в кровати, отброшенное одеяло валялось раздутой кучей на другом конце комнаты. Все еще тяжело дыша, он панически потянулся к своим ногам, чувствуя необходимость проверить, что они на месте, прежде чем включить лампу и увидеть блеклые четыре стены, не приносящие успокоения.

— Черт, — прошептал он, протирая глаза, вылез из кровати и подошел к окну, выглядывая на все еще темную улицу, где единственным признаком жизни являлся шум в пекарне внизу, уже работающей вовсю.

Когда он отпустил штору, обрамленная награда, стоявшая на подоконнике, упала стеклом вниз на ковер. Его подмывало ее там и оставить, но он наклонился поднять ее, думая, зачем он вообще так долго ее хранил — хвалу его «смелости», постоянное напоминание о ночи, которую он хотел забыть.

Каким он был смелым, глядя, как его напарница умирает на дороге, как животное.