Подпольный обком действует

Немного посмеялись, когда пригнали с лесной дороги возок. Заиндевевшая мохнатая лошаденка тащит кучу хвороста. Рядом с возком два старика. Вышли навстречу возку из своей землянки командиры. Стали расспрашивать.

— Кто такие?

— За хворостом…

Часовой перебивает:

— Да не слушайте их. Они с хворостом в лес едут.

— Простите, господин. Мы топор потеряли, так обратно поехали…

— Что ж это ты, двадцать четыре года при советской власти жил, а за три месяца оккупации забыл слово «товарищ»?

— Так бьют и староста и немцы.

— А что ж твой приятель без «господина» обходится? Или его не бьют немцы, своим считают?

Второй старик, усмехнувшись, говорит:

— У меня зубов нет. Хочу шказать гашпадин, а получается гашпадин. Шказал раз, так побили…

Раскидали хворост. Лежат под хворостом, обнявшись, худенький парнишка еврей и чернявая девочка лет шестнадцати. Оба закоченели, дрожат, молчат…

— Что ж это у тебя за товар, а, «гашпадин»? Рассказывай!

— А то верно, что вы партизаны?

И старики рассказывают. К ним в село прибежали вот эти двое. Комсомольцами называются. Брат и сестра Непомнящие. Они из Мены прибежали. Там тоже эсэсовцы. Там стреляют и вешают. Там насилуют девушек. А местные партизаны плохо вооружены… разбежались.

Переглядываются люди с винтовками. Хмуро посмеиваются. Они ведь тоже не очень вооружены…

Прибегают связные, возвращаются разведчики…

Немцы заняли Гулино. Кавалерийская группа под командованием Лошакова и Дружинина отступила в глубь леса без сопротивления.

Из Добрянки, за восемьдесят километров, пришла группа с Марусей Скрипка во главе. И в группе той Артазеев, парень очень смелый, так говорят все, кто его знает. Но и эти товарищи принесли печальные вести. В упорных боях разгромлен Добрянский отряд. Командир Явтушенко, он же и секретарь райкома, погиб в бою. Председатель райисполкома Эпштейн тяжело, может быть, смертельно ранен.

Их из Добрянки семь человек. Они едят и рассказывают. Торопятся жевать и торопятся рассказывать. Всюду на дорогах немцы. На автомобилях и на мотоциклах и сотни верховых мадьяр…

Из Чернигова, из самого города, через своих людей по эстафете сообщают: группа товарища Толчко попала в лапы гестапо. Все после долгих истязаний расстреляны. Десятки виселиц в Чернигове. На одной висят мужчина и женщина, на их головах — мешки, лиц не видно. И прикреплены: к женскому трупу печатная надпись — Мария Демченко, а к мужскому — Федоров[7].

— Как же это? Ведь Федоров — вот он, перед вами. А Демченко не черниговская вовсе. Она в эвакуации…

Пожимают вестники плечами:

— Не знаем.

Вернулся из Корюковки со своими ребятами Балицкий. Правду, оказывается, рассказал Николай Кривда. В местечке немцы. Местечко горит. И дом Кривды на самом деле взорван, весь развалился. На обратном пути зашли разведчики туда, где стоял раньше Корюковский отряд. Землянки раскиданы, нашли семь трупов партизан. Где остальные? Ушли, а может, взяты в плен?

Идут, идут, ползут сюда, к заснеженным землянкам, в лес, люди со всех концов области. Только слышно: расстреляны, убиты, арестованы…

Лес ведь тоже не крепость. И не такой уж большой и густой…

Только наступили сумерки, а уже видно огромное зарево над Корюковкой. И в другой стороне — тоже красные облака.

Казалось, смятение, растерянность царили в лагере. Посторонний глаз не разглядел бы наступательного духа, продуманности действий, плана.

На самом же деле командиры хоть и давно совещались, но не спорили, а именно работали над планом операции. Конечно, руководители, а среди них и я, не могли оставаться равнодушными, не могли спокойно относиться к таким донесениям разведчиков и связных. Но выход из создавшегося положения оставался лишь один: наступать.

Наш главный козырь был, как это ни странно, в самоуверенности немцев. Наши люди — разведчики и активисты из Погорельцев — сообщали, что гарнизон расположился со всеми удобствами. Много пьют, много едят, ночами устраивают веселые попойки, а спать ложатся — раздеваются.

Много их туда наехало. Человек пятьсот — не меньше. Было очень радостно узнать, что разведчики наши встретили среди погорельского населения сочувствие и желание во всем помочь. Только благодаря колхозникам Погорельцев на плане, который вычерчивал Рванов, появлялось все больше разведанных точек: штаб, пулеметные гнезда, стоянки автомашин, склад боеприпасов, склад горючего, квартира майора Швальбе и квартира лейтенанта Ференца.

Больше других помог нам Вася Коробко — четырнадцатилетний ученик Погорельской школы. Худенький, темноволосый крестьянский хлопчик. Он давно уже просился в отряд. Приходил несколько раз к Балабаю, уговаривал:

— Возьмите, Александр Петрович. Я любые испытания выдержу. Я ведь маленький, где угодно пролезу и не буду бояться никогда!

Но Балабай все же не решился взять его в отряд. Тогда Вася стал просить, чтобы дали ему хоть какое-нибудь задание. Ему посоветовали устроиться, в немецкой комендатуре. Она разместилась в здании бывшего сельсовета.

— Немцам сапоги чистить? — хмуро спросил Вася.

— Ты же сам сказал, что готов на любые испытания…