Подпольный обком действует

«Нiмецько-фашистськi окупанти за допомогою iх слуг, полiцаїв, куркулiв, українських нацiоналiстiв i iншої сволочi грабують український народ, наклали на селян контрибуцiю: хлiба, скоту, картоплi i iнших продуктiв.

З метою усунення грабiжницьких дiй нiмецьких фашистiв загарбникiв i їх слуг

Приказую:

1. Категорично заборонити всiм громадянам вивiз хлiба, скоту, картоплi i iнших продуктiв — контрибуцiї нiмецьким окупантам.

2. Особи, якi порушать цей приказ — повезуть хлiб, скот, картоплю i iншi продукти нiмецьким фашистським окупантам, будуть покаранi суворою революцiйною рукою, як пiдлi зрадники Радянської Батькiвщини.

3. Командирам партизанських отрядiв виставити секретнi пости на шляхах пiдвозу продуктiв до пунктiв.

4. Старости, полiцаi, якi будуть виконувати розпорядження нiмцiв про вивiз контрибуцiї (хлiба, скоту, картоплi i iнше) нiмецьким грабiжникам, будуть негайно знищенi з їхнiм гадючим гнiздом.

Товарищi селяни i селянкиi Не дамо нi жодного кiлограма хлiба, мяса, картоплi i iнших продуктiв нiмецьким фашистським грабшiжникам!»[4].

* * *

Хозяйка гвоздей не нашла, клею у нее тоже не было. Надя Белявская увидела на подоконнике коробочку патефонных иголок — решили их использовать. Сразу после ужина Вася Зубко и Плевако, а с ними как провожатая и сама хозяйка отправились; и всюду, где были немецкие объявления, посрывали, а на их место прикалывали наши приказы.

Хозяйка устроила нас всех очень уютно. Днепровский, которого мучил ревматизм, полез на печь. Спали мы прекрасно. Разбудила нас хозяйка, когда уже рассвело. Оказывается, вернулся ее муж и рассказал… что в Воловицах не осталось ни одного немца — удрали.

Признаться, когда мы сочиняли наш приказ, мы не рассчитывали на такой эффект. Просто хотелось показать, что партизаны не дремлют. И вот неожиданный результат. Значит, враги очень неуверенно чувствуют себя на советской земле.

Хозяин, правда, рассказал, что во главе продотряда стоял какой-то щупленький и трусливый интендантик. Как только ему сообщили о «приказе», он забегал, засуетился, сказал, что разведка давно ему докладывала о приближении большой группы партизан.

Утром всех нас прекрасно накормили, а потом хозяин довел нас до берега Десны и показал узкий, хорошо промерзший переход. Показал он нам и кратчайший путь в селение Рейментаровку, Холменского района.

— До побачения, товарыщи! — сказал он на прощание. — В Рейментаровке есть люди, що знают Миколу Напудренко… — так почему-то искажали фамилию Николая Никитича многие крестьяне окружающих сел.

Жаль, забыл фамилию наших воловицких хозяев. И он и она, несомненно, очень хорошие советские люди.

Здесь, у Десны, нас должны были покинуть и автоматчики; отсюда начинались довольно густые леса, прятаться было легко, и мы могли обойтись без них. Когда прощались, один из автоматчиков вдруг заявил, что он хотел бы поговорить со мной наедине.

* * *

Мы отошли в сторону, в кусты. Говорить товарищ начал не сразу, и у меня было время повнимательнее разглядеть его. Признаться, шли мы вместе около трех суток, разговаривали, но особенно я ни к тому, ни к другому из наших провожатых не присматривался. Бойцы — партизаны — один помоложе, другой постарше. Теперь же, заинтригованный, я разглядывал его внимательно.

Передо мной стоял высокий пожилой мужчина в драповом, по-городскому сшитом пальто. На переносице след от пенсне. Вспомнил, что по пути автомат свой он то и дело перевешивал с плеча на плечо. Судя по всему, человек городской, интеллигентного труда. «Ну, — думаю, — хочет пожаловаться на руководство отряда».

— Товарищ Федоров, — начал он неуверенно, однако строго официально, я обращаюсь к вам как к депутату Верховного Совета, члену правительства. Дело в том, что меня могут убить…

— Кто? Почему?

— Я думаю, немцы или националисты, да и… вообще, знаете, война.

— Да, это, действительно, может случиться, — вынужден был согласиться я. — Только вы уж, пожалуйста, покороче. Кабинета, как видите, нет, закрываться негде. Давайте, выкладывайте ваш секрет.