— Це дуже гарно! — И, не меняя интонации, ворчливо продолжал: Гарно-то воно гарно, секретаря обкома вижу. А знает секретарь обкома, что у него в районах творится? Самое время развертывать силы, пока немцы с гестапо, с гаулейторами, с бургомистрами не подтянулись. Самое время!
Но я его плохо слушал. Меня манил к себе мигающий зеленый глазок и сухое потрескивание в углу кладовой. Определенно, там стоял радиоприемник. Я кинулся к нему, схватился за рычажки:
— А ну, давайте, товарищи, где тут Москва? Давайте Москву!
Я просто вцепился в приемник, вслушиваясь в его разряды и хрипы. От нетерпения я едва не бил по нему кулаком и без особого стеснения подталкивал под ребра Плевако и Днепровского:
— Давайте же!
Но вот, наконец, магические слова:
— Говорит Москва!
— Дальше, дальше! — но диктор с невозмутимой членораздельностью перечислил станции, сообщил, на каких волнах идет передача, и, когда я уже вспотел от ожидания, сказал:
— Передаем концерт легкой музыки…
— Выключайте! Давайте, ищите на другой волне! Да поймите же, товарищи, я третью неделю ничего не знаю. Просто слепо-глухонемой! Ни одной сводки, ни одной статьи о том, что делается в мире…
Но в душе у меня поднималась уже огромная радость. Говорит Москва!
— А нельзя ли, — попросил я неуверенно, — настроиться на Ленинград?
Днепровский ухмыльнулся.
— Понимаю, дружище. Я тоже вот так, пока не знал ничего, ужасно волновался. Но будьте спокойны. Ленинград — незыблемо наш, и вот вам сегодняшняя сводка…
Но я хотел сам услышать, только сам. Ведь даже в кино, если кто-либо наперед рассказывает, просишь замолчать. А тут дорвался до приемника, и вдруг слушать пересказ сводки…
Концерт продолжался. И я смирился: музыка все-таки была из Москвы. Если же в Москве посылают в эфир марши и песни, стало быть, мы уверены в себе.
Днепровский же под веселую музыку из Москвы продолжал монотонно ворчать.
— Медлят у нас, действуют единицы, а переживают сотни. Здесь кругом леса, здесь бы армию партизанскую можно развернуть, ни одного моста немцам не оставить…
— Вы же ничего еще не знаете. Идите со мной в Корюковский район, заметил я. — Там Попудренко с областным отрядом, и я уверен…
Меня перебил Голобородько. Он тоже зашел в кладовую.
— Товарищ Федоров, — сказал он, — есть сведения, что Попудренко бросил отряд и бежал…
— Попудренко… сбежал? Да вы в своем уме? Откуда эти «сведения»? Я за Попудренко ручаюсь, как за самого себя.
Зубко, стоявший до сих пор молча, тихо сказал:
— И до меня такие слухи доносились, Алексей Федорович. Люди передают, что областной отряд распался. Говорят, что Попудренко…
— Не верю! Никому не поверю! Про меня же самого мне говорили, что я старостой стал…
— Алексей Федорович, обождите, — остановил меня Плевако. — Сообщение Советского Информбюро.
Все помнят — трудное было время. Наши войска вели тяжелые оборонительные бои на дальних, а кое-где и на ближних подступах к Москве. Вот сводка Совинформбюро, которую мы тогда услышали: