Подпольный обком действует

— Так, — ответил Степан. — Точно так. И еще вин сказал, чтобы той наш хлопец сам к коменданту пошел, вкрутил бы ему, будто вин куркуль, сочувствует нимецькому порядку. Так, Иван?

— Все так!

— Собрались мы человек семь. Стали друг друга уговаривать: пойди ты, Степан, пойди ты, Иван, ну тогда ты пойди в старосты, Сергей Васильевич! Все отказываются, — старик затянулся махорочным дымом и многозначительно помолчал.

— Да, — осторожно заметил я, — это дело сложное. Трудное дело. Надо так сыграть, чтобы немцы поверили. Иначе живо петля! Опасное дело! Очень смелый, самоотверженный нужен человек!

— Який вы кажете?

— Самоотверженный, говорю, нужен человек. Такой, чтобы и на смерть пошел за народ.

И я вкратце рассказал старикам о Бодько. О жизни, работе и героической гибели заместителя старосты из Лисовых Сорочинц.

Рассказ мой стариков увлек и растрогал. Помолчали они, а потом Степан сказал:

— Так-то вы правильно кажете. Смерть теперь не с косой, а с автоматом нимецьким ходит. Пропасть легко. Трудно с умом погибнуть. Тот товарищ Бодько, который в заступники старосты пошел, вин причину имел. Проверили точно, из партии исключен, можно такого чоловика к нимецьким дилам подпустить. Значит, смелость его с умом была. А у нас другое дело, товарищ командир…

— Вы, бачу, — перебил товарищ Степана, — думаете, что у нас боягузы все? Ни, це не факт. Нимци ж не таки дурни, чтоб любого на должность поставить. Они посмотрят, пощупают. Так и мы вроде как с нимецькой позиции своих людей пересмотрели. Сколько у нас в хуторе мужчин осталось? Ну, Еремея, того считать не приходится, умом тронулся чоловик. Василия Кожуха тоже из списков исключили. Тому главное в жизни — самогон. Без них, без умалишенных этих, сорок два чоловика…

— И народ ничего. Хороший, советского строя народ. Имеются покрепче, имеются послабже. Так мы бы поддержали. Не то беда, товарищ командир…

Тут Попудренко опять улыбнулся. Старики смолкли. Я взглянул на него, покачал головой. Он вышел из землянки.

— И що вин смиется? — сказал один из стариков. — Вот, я бачу, вы серьезно относитесь.

— Слухайте дале… Стало быть, собрались мы, несколько человек, вместе с бывшим председателем нашей артели. Стали народ разбирать. Кто из себя что представляет. Вроде, как по памяти каждому анкету заполняем: годится вин к нимцям в холуи, поверят воны в его солидарность, чи распознают и повесят.

— Хотели сперва Олександра Петренко!

— Вин головастый парень и молодой, сорока лет нема.

— Ревизионной комиссией колхоза правил. А еще до того, годков пятнадцать тому назад, в комсомоле один из главных был; член бюро чи што…

Я прервал стариков:

— Слишком заметный человек, нельзя, товарищи, такого. Это же моментальный провал…

— Так то мы и говорим. Нельзя, нияк не можна! Другого опробовали. Хижняка Андрия. Цей — голова комиссии по госкредиту и займу. И в раскулачивании сильно участвовал. Отложили его кандидатуру.

— Потим Дехтеренко. Тихий и зовсим старый, верующий чоловик. И так соображает хорошо. «Я, — отвечае, — за народ постою. Я, мол, пожалуйста, не отказываюсь. Тилько есть заминка…» — «Яка така заминка Павел Спиридонович?» — «А та, — отвечае, — заминка, що мий старший сынок Мыкола полковник Червоной Армии, а мий средний сынок Григорий в городе — Вильнюс называется — в райкоме партии працювал, а моя дочка Варвара Павловна, сами знаете, в Киеве, в трамвайном тресте була помощником управляющего… Ну, теперь сами судите, гожусь я, их батька, в старосты?» Ну и постановили, что не годится.

— Да, положение, — вынужден был согласиться я.

Мне уже стало понятно, чему смеялся Попудренко. Трудно было и мне сдержать улыбку.