Подполковник Ковалев

— Пути неисповедимы… — задумчиво произнес Каменюка. — А у тебя, Павел, — обратился он к Авилкину, — наследники есть?

— Двое, — ответил тот с заминкой.

— Нормально! — добро посмотрел Артем Иванович.

Неуверенный ответ Авилкина имел свое объяснение. На первых порах самостоятельной офицерской жизни Павлику Авилкину приходилось туговато.

С одиннадцати лет привык он в суворовском и тому, что кто-то всегда о нем должен заботиться, о его одежде, питании, всех видах довольствия и удовольствия. Попробуй старшина выдать ему ботинки, не подбитые сапожником, — ЧП! Обязаны!

Лейтенант Авилкин никак не мог разумно распределить свою зарплату, лихо расшвыривал деньги и частенько, не дотягивая до получки, влезал в долги. Уже будучи командиром роты, Авилкин поддался компании любителей выпивок и оказался на грани отчисления из армии, но вовремя взялся за ум и отошел от собутыльников.

Суворовское училище не подготовило его к семейной жизни, не научило, что в ней можно, а чего нельзя, что хорошо, а что плохо. Необходимость в таких знаниях словно бы не признавалась воспитателями — мол, сами до всего дойдут, жизнь научит. Долгое пребывание только в мужском окружении не могло не сказаться на суворовцах, а затем — курсантах, позже дало о себе знать.

Далеко не гладко сложилась первоначальная семейная жизнь Авилкина. В военном городке лейтенант, на третий день после своего приезда, влюбился в разбитную продавщицу военторга — Диану с русалочьими глазами. Вероятно, имя ее все и определило…

Диана оказалась нерадивой матерью и гуленой. Вскоре они разошлись.

К счастью, года через два Авилкин встретил славную порядочную женщину — Раю, провизора. Она была на три года старше Павла. От первого мужа у нее остался восьмилетний сын Славка, ласковый мальчишка, сразу же и безоговорочно привязавшийся к отчиму, назвавший его отцом.

Когда обрел Авилкин счастье в семейной жизни, все устроилось у него и на службе и пошло как нельзя лучше.

Его товарищи знали, что в трудную минуту Авилкин всегда поддержит, что он не мелочен.

На серьезнейших учениях часть попала в затруднительное положение. Подполковник, казалось, сделал невозможное — в очень краткие сроки перебросил важные грузы и был даже награжден…

— Братцы, а Петлюру кто-нибудь встречал? — спросил Павел Харитонович, широко расставив ноги с полными икрами и упершись локтями в колени.

Старшину Найденова — грубияна и матерщинника — суворовцы окрестили «Петлюрой».

— Я встречал, — тихо сказал Авилкин.

…Павлику исполнилось двенадцать лет, когда Петлюра тяжко оскорбил его. Поблизости не было никого из офицеров, и Найденов, считая, что Авилкин ответил недостаточно почтительно, ударил его ладонью по лицу, прошипел:

— Будешь помнить, рыжая шпана!

И «рыжая шпана» запомнила. На всю жизнь. И дала себе клятву, как когда-то давал герой Дюма Эдмон Дантес, — отомстить!

Это в Авилкине сидело лет десять. Каждая несправедливость более сильного сливалась для него с обликом Найденова, оскорбившего беззащитного мальчишку, отобравшего ежа у Васи Коробкина.

И вот, уже капитаном, Авилкин встретил старшину во Владивостокском аэропорту. Стояла очередь. У офицерской кассы — небольшая, у сержантской — длинная. Авилкин узнал Найденова мгновенно. То же красное, мурластое лицо, нагловатый блеск золотого зуба. «Петлюра!» — внутренне ахнул Авилкин, но виду не подал, что они знакомы. Может быть, подойти и сказать: «Старшина, выйдем на минутку?» И там, в темноте…

Нет, Авилкин перестал бы уважать себя, потому что сейчас он сильнее.

— Давайте, старшина, возьму билет. Куда? — предложил Авилкин.

Найденов обрадовался:

— Вот спасибо, товарищ капитан, вот спасибо… Да, понимаете, мать при смерти…

Уже вручая билет Найденову, Авилкин сказал:

— Получайте от рыжей шпаны.

И ушел, провожаемый остолбенелым взглядом все понявшего старшины.

Артем Иванович, слушая этот рассказ Авилкина, думал: «Сложная штука жизнь. Не просто впустить в себя теперь нового человека, а вот то, что от детства, юности, легко в тебя входит. Ведь Авилкина я недолюбливал, а сейчас ощущение такое, что он близкий мне человек… Чувствую — стоящий человек… И если понадобится — поспешу на помощь…»

Он встал, подошел к форточке, широкой ладонью распахнул ее:

— Ну и начадили мы — не дай боже!

Морозный воздух ворвался в комнату, закружил клубы дыма. Город детства давно уснул. Лишь где-то натужно брала крутой подъем грузовая машина да в заводском поселке лаяла спросонья собака.

«Эх, жаль, батю не застал», — подумал Каменюка о Беседе. Они переписывались: сын Алексея Николаевича, Глеб, — чего только не придумает жизнь! — служил врачом в полку Артема Ивановича. Беседа недавно приезжал к ним в гарнизон…

Павел Харитонович достал «досье»:

— Пока не заснули, уточню ваши адреса и телефоны, внуки Суворова…

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Боканов подошел к своему купе. Не захотелось будить пассажиров, и Сергей Павлович остановился у окна, вглядываясь в непроницаемую тьму. Вагон сонно покачивало, лампочки светили утомленно.