Подполье на передовой

Идем за мальчиками. Вот стена Крепости (так называется этот район города, вероятно, из-за этой старинной каменной стены, огородившей небольшой участок вдоль железной дороги на Гайдук). Небольшой островок домов, расставленных вдоль коротеньких улочек. Улица Лесовая, 2.

- Здесь жил Островерхов. Но это уже не тот дом. Тот немцы взорвали и сожгли. А там жили Семикины. А вон там, на Крепостной, 4, жили Боднари, а там...

Новороссийцы помнят многое. Они знают и партизанские тропы, по которым подпольщики ходили в лес, они знают Нарзанную балку, куда подпольщики носили продукты для партизан, показывают место, где стоял пустой дом Кавешникова, в котором гитлеровцы живьем сожгли подпольщиков...

Ребята рассказывают наперебой, стараясь не упустить ни одной известной подробности. И в их шумном повествовании уже улавливается налет прибавления, преувеличения, доброжелательного вымысла, чувствуется постепенное рождение легенды о героическом подвиге славных земляков.

Мы идем по улице Краснодарской, вдоль которой тянется Мефодиевка, и вправо от нас, круто в гору, взбираются узкие каменистые улочки со знакомыми по рассказам участников и документам названиями Наконечная, Джекобия... Шофер такси, доставивший нас сюда, Николай Павлович Суббота, оставил машину, идет рядом и тоже рассказывает:

- Виктора Слезака я хорошо знаю, он живет недалеко от меня. И Володю Ерохина знаю. И с другими знаком, про которых вы расспрашиваете. А как же? Таких людей нельзя не знать. Я сам только после войны в Новороссийске поселился. Потому родным он мне стал после того, как я высаживался сюда с десантом. Было нас девять братьев, а вернулись с войны только трое...

Вернулись с войны...

Вернулись. Потому что на войну уходят, как в другой мир. В таком другом мире были и эти, не уходившие на войну, а настигнутые ею, в собственном доме.

***

Длинная, вымощенная плитками дорожка ведет в глубину двора. Фаина Карловна, пожилая, полная женщина, приглашает в дом. На пороге нас встречает спокойным взглядом крупный старик.

- Я и есть Василий Иванович Чех. Заходите, гостями будете.

Пока мы знакомимся, налаживаем беседу, Фаина Карловна колдует у плиты, время от времени, отрываясь от этого занятия, чтобы дополнить рассказ мужа или что-то уточнить.

- Островерхова я знала еще по гражданской войне, по его тогдашней подпольной работе. Встречались мы с ним до сорокового года. В дни гитлеровской оккупации работали вместе.

Как-то наведался ко мне Островерхов: "Василий Иванович, надо какую-нибудь общину организовать, чтоб людей наших спасти от угона в Германию". Помороковали мы с ним, устав составили, и пошел я с этими бумагами в комендатуру. Так родилась Мефодиевская земледельческая община.

- В общину принимали мы людей только по личному указанию Островерхова, - вспоминает Василий Иванович Чех. - Честно признаюсь, кто они, те люди, я не знал. Степан скажет: принимай, я и принимаю. А насчет урожая, там зелени, овощей, что выращивали, - так тут тоже был строгий приказ Островерхова: все забирать по домам, а потом, что могли, отправляли партизанам. Все вроде бы ничего шло, только вызвали раз в комендатуру и побили-таки, собаки, сильно побили. Все спрашивали: признавайся, есть в общине, партизаны или нет. Открестился, нет партизан. Ну, выпустили.

Василий Иванович волнуется, курит. Фаина Карловна дополняет:

- Степан Григорьевич осторожный очень был. Как придет, бывало, переглянутся с моим, а Василий Иванович уже и командует: "Пойди, говорит, Фаня, побудь пока у соседей". А после одного случая переменился Островерхов. Как-то забежал к нам переодетый человек, назвал пароль. Мы впустили его. А он говорит: скорей прячьте меня, гонятся за мной. А у нас под полом подвал был с другим выходом в бомбоубежище. Мы этого человека в подвал, и на ляду кровать поставили. Только управились - тут тебе и немцы. Старика моего в коридоре скрутили, а меня давай бить в комнате.

"Хоть убейте, а никого у нас нет, и не было", - отвечала я на вопросы немцев. Поувечили они нас, забрали последнюю курицу, - для ребенка берегла - и ушли.

Пришел Островерхов, посмотрел на нас, только головой покачал. С тех пор и стал мне доверять. Так что и я носила продукты партизанам.

После войны вернулся Чех, стал снова работать огородником в колхозе. Так и трудился бригадиром до пенсии. Сейчас живет в Мефодиевке. Сын Виктор работает в СМУ, внук учится в школе.

- Да что там рассказывать! Страшное время пережили. А насчет людей... Нет, тут Степан Григорьевич все в своих руках держал, в своей голове. Если кто и знал что-нибудь, так это Катя Боднарь, сестра его покойной жены.

Отведав хозяйских кнеликов, мы в сопровождении Фаины Карловны отправляемся на улицу Островерхова навестить Екатерину Петровну Боднарь.