Словом, примерно в семь минут шестого м-ль Жанна, гадалка, скончалась от двух ножевых ранений в спину.
— Оружие нашли? — осведомляется Мегрэ у комиссара XVIII округа.
— Нет.
— Мебель поломана?
— Нет, все в порядке. В спальню убийца, видимо, не входил. Да вот…
Он открывает дверь в спальню, еще более веселенькую, чем гостиная. Настоящий будуар в светлых тонах. Гнездышко кокетливой женщины, любящей уют.
— Вы говорите, привратница…
— Твердит, что ничего не знает. В соседний бар, чтобы позвонить нам, бегала госпожа Руа. Она же встретила нас у подъезда. Есть, правда, одна деталь… А вот и слесарь, я за ним послал. Сюда, дружище. Откройте-ка мне эту дверь.
Взгляд Мегрэ случайно падает на Маскувена, примостившегося на краешке стула. Служащий Пру и Друэна выдыхает:
— Во мне все переворачивается, господин комиссар.
— Тем хуже.
Вот-вот появятся господа из прокуратуры и сотрудники антропометрической службы, и уж тогда станет совсем муторно. Мегрэ поглощен одной мыслью — как бы успеть перехватить кружку холодненького у Маньяра.
— Сами видите, — поясняет комиссар округа, — квартира состоит из этой гостиной, столовой в деревенском стиле, спальни, кладовки и…
Он указывает на запертую на ключ дверь, у которой возится слесарь.
— По-моему, там кухня.
Отмычка поворачивается в замке. Дверь отворяется.
— Ого! Что вы тут делаете? Кто вы такой?
Картина почти что комична — настолько она неожиданна. В чистенькой кухоньке, где не видно ни одной грязной тарелки, ни одного грязного стакана, у стола чинно сидит с выжидательным видом какой-то старик.
— Отвечайте. Что вы тут делаете?
Старик растерянно смотрит на людей, засыпающих его вопросами, и не находит что ответить. Но самое странное другое — в разгар августа на нем зеленоватое пальто. Лицо старика заросло плохо подстриженной бородой. Взгляд его уходит в сторону, плечи опускаются.
— Давно вы тут сидите?
Он делает над собой усилие, словно с трудом понимает, что ему говорят, вытаскивает из кармана золотые часы, открывает крышку.
— Сорок минут, — отвечает он наконец.
— Значит, в пять часов вы были здесь?
— Я пришел раньше.
— Вы присутствовали при преступлении?
— При каком преступлении?
Он туг на ухо и, как это делают глухие, наклоняет голову к собеседнику.
— Как? Вы не знаете, что…
Простыню приподнимают. Старик застывает, изумленно уставившись на труп.
— Ну?
Он молчит. Утирает глаза. Но вовсе не плачет: Мегрэ заметил, что глаза у него слезятся.
— Что вы делали на кухне?
Старик опять смотрит на окружающих. Кажется, их слова лишены для него всякого смысла…
— Каким образом вас заперли на кухне? Ключа внутри нет, снаружи — тоже.
— Не знаю, — лепечет он, как ребенок, опасающийся, что его накажут.
— Чего не знаете?
— Ничего.
— Документы при вас?
Он неловко роется в карманах, опять утирает глаза, шмыгает носом и наконец протягивает бумажник с серебряной монограммой. Полицейский комиссар и Мегрэ переглядываются.
Старик действительно в маразме или неподражаемо играет. Мегрэ извлекает из бумажника удостоверение личности и читает:
«Октав Ле Клоаген, судовой врач в отставке, шестьдесят восемь лет, Париж, бульвар Батиньоль, тринадцать».
— Всем выйти! — неожиданно взрывается он.
Жозеф Маскувен послушно поднимается.
— Не вы. Вас это не касается. Да сядьте же, черт побери!
В этой кукольной квартирке теперь, когда в нее набилось чуть не полтора десятка человек, буквально не продохнуть.
— Вы тоже садитесь, господин Ле Клоаген. И прежде всего объясните, что вы делаете в этом доме.
Ле Клоаген вздрагивает. Слова он слышит, но смысл их не воспринимает. Мегрэ повторяет вопрос, потом срывается на крик.
— А, вот вы о чем. Извините. Я зашел…
— Зачем?
— Повидать ее, — бормочет старик, указывая на прикрытое простыней тело.
— Решили узнать свое будущее?
Старик молчит.
— Короче, были вы ее клиентом или нет?
— Да. Я зашел…
— И что произошло?
— Я сидел здесь. Да, здесь, на этом золоченом стуле. Потом постучали в дверь. Вот так…
Старик направляется к двери. Кажется, что он хочет удрать. Нет, он только отрывисто стучит.
— Тогда она мне сказала…
— Продолжайте. Что она вам сказала?
— Она сказала: «Живо туда!» И втолкнула меня в кухню.
— Это она заперла дверь на ключ?
— Не знаю.
— Дальше.
— Вот и все. Я сел к столу. Окно было открыто. Я смотрел на улицу.
— А потом?
— Потом — ничего. Пришло много народу. Я решил, что мне лучше не показываться.
Говорит он тихо, медленно, как бы нехотя, и внезапно, совсем уж неожиданно, осведомляется:
— Табачку не найдется?
— Вам сигарету?
— Нет, табаку.
— Вы курите трубку?
Мегрэ протягивает кисет. Ле Клоаген берет щепоть табаку и с явным удовлетворением заталкивает за щеку.
— Только не говорите моей жене.
Тем временем Люкас обшаривает квартиру. Мегрэ знает, что ищет бригадир.
— Ну?
— Ничего, шеф. Ключа от кухни нет ни с той, ни с этой стороны. Я послал одного из инспекторов на улицу — вдруг ключ выбросили в окно.
Обращаясь к Ле Клоагену, Мегрэ резюмирует: