Подозревается в убийстве

– Это верно, – сказал вдруг водитель. – Такого весельчака поискать надо. Работать с ним сплошное удовольствие, я рад такому начальнику, извините за каламбур. Да он никогда и не строит из себя начальника. Чином куда старше меня, но ни разу не дал мне это почувствовать.

– Давно в полиции служишь? – спросил Мартин Бек.

– Шесть лет. Больше никуда не смог устроиться. Не знаю, как вам понравятся мои слова, но начинал я службу в Мальмё и чувствовал себя так паршиво, что дальше некуда. Люди смотрели на меня, как на зверя, да я и сам чувствовал, что со мной что-то неладное творится. В шестьдесят девятом послали нас разгонять демонстрацию – как пошли мы колошматить народ дубинками! Я сам девчонку одну ударил, лет семнадцати, не больше, да еще с ней ребенок маленький был.

Мартин Бек посмотрел на Эверта Юханссона. Молодой парень, открытый, искренний взгляд.

Колльберг вздохнул, но промолчал.

– Потом я сам себя увидел в телевизоре. Прямо хоть иди вешайся. В тот же вечер решил бросить эту службу, но…

– Давай, давай.

– Ну, просто у меня жена молодец. Это она придумала, чтобы я попросился в провинцию. И мне повезло. Попал сюда. Иначе не носил бы я сегодня эту форму.

Рад свернул направо, и вскоре они оказались у цели.

Дом небольшой, старый, но не запущенный. Недалеко от калитки стояла машина Оке Бумана; сам владелец сидел впереди с книгой в руках.

Фольке Бенгтссон орудовал лопатой около курятника. Он был в комбинезоне, в кожаных сапогах, на голове клетчатая кепка.

Рад подошел к багажнику своей «асконы» и достал хозяйственную сумку из полиэтилена.

– Присмотри, пожалуйста, за псом, Эверт, – попросил Рад. – Знаю, знаю, задание нелегкое, но и наше ненамного лучше. И постарайся не пускать на участок компанию репортеров.

Он вошел в калитку, Мартин Бек и Колльберг последовали за ним. Колльберг аккуратно закрыл за собой калитку.

Фольке Бенгтссон отставил лопату в сторону и встретил их на крыльце.

Войдя в дом, Рад достал из сумки ботинки и переобулся.

Мартин Бек слегка опешил.

Он корил себя за плохое знание деревенских обычаев и нравов. А ведь все логично: отправляешься в гости в сапогах – захвати ботинки.

Фольке Бенгтссон тоже снял сапоги.

– Пойдем в гостиную, что ли, – произнес он бесцветным голосом.

Мартин Бек быстро осмотрел комнату. Обставлена скромно, но аккуратно. Единственные предметы роскоши – большой аквариум и телевизор.

Снаружи доносился шум тормозящих машин, его сменил нестройный галдеж.

Бенгтссон почти не изменился за девять лет. Если тюрьма и наложили на него свою печать, то в глаза это не бросалось.

Мартину Беку вспомнилось лето шестьдесят четвертого.

Бенгтссону было тогда тридцать восемь лет, он производил впечатление спокойного, сильного, здорового человека. Синие глаза, волосы чуть тронуты сединой. Высокий, плечистый, симпатичный. Аккуратная, располагающая внешность.

Теперь ему сорок семь, седины прибавилось.

В остальном никакой разницы.

Мартин Бек провел по лицу ладонью. Ему вдруг отчетливо представилось, как трудно было одолеть сопротивление этого человека, заставить его раскрыться, проговориться, хоть в чем-то признаться.

– Ну так, – начал Рад. – Вообще-то не мне вести допрос, но я полагаю, ты понимаешь, о чем речь.

Фольке Бенгтссон кивнул. Или не кивнул. Во всяком случае, дернул головой.

– Очевидно, тебе знакомы эти господа.

– Как же, – ответил Бенгтссон. – Я сразу узнал старшего ассистента Бека и ассистента Колльберга. Добрый день.

– Теперь они уже комиссары полиции, – поправил Рад. – Ну да это большой роли не играет.

– Гм, – вступил Колльберг. – Строго говоря, я только врио комиссара. А настоящий титул – инспектор. Но как сказал Херрготт, это роли не играет. Кстати, может, перейдем на «ты»?

– Пожалуйста, – согласился Бенгтссон, – Тем более что здешние вообще не церемонятся. Я заметил, что дети даже пастору говорят «ты». В тюрьме тоже обходились без церемоний.

– Неприятно тюрьму вспоминать? – спросил Мартин Бек.

– Почему же неприятно. Я там превосходно чувствовал себя. Полный порядок, правильный образ жизни. Куда лучше, чем дома. Ничего плохого сказать не могу. Мне жилось хорошо, никаких осложнений, как говорится… Может, сядем? – сказал Бенгтссон.

Мартин Бек сел, Рад тоже.

Никто из них не подумал о том, что стульев только три.

– Речь пойдет о Сигбрит Морд, – сказал Мартин Бек.

– Ясно.

– Вы… ты ведь ее знаешь?

– Конечно. Она живет в двухстах шагах отсюда, через дорогу.

– Она исчезла.

– Я слышал об этом.

– Последний раз ее видели около часа дня, семнадцатого, прошлого месяца. В среду, значит.

– Ну да, мне точно так и говорили.

– Она заходила на почту в Андерслёве. Оттуда должна была ехать на автобусе до здешней развилки.

– И это я тоже слышал.

– Свидетели утверждают, что вы с ней разговаривали на почте.

– Правильно, разговаривал.

– И о чем же вы говорили?

– Она хотела купить яиц, спросила, будет ли что-нибудь в пятницу.

– Так.

– Я сказал, что найдется десяток.

– Ну!

– Ее это устраивало. Сказала, что десятка хватит.

– А еще что она сказала?

– Спасибо сказала. Или что-то в этом роде. Точно не помню.

– Сигбрит Морд в тот день была без машины.