Подозреваемый

— Ах, какой же ты примитив! — сказала она. И спросила: — А ты знаешь, что в странах, где существует смертная казнь, преступность не только не уменьшается, но и увеличивается. Казня убийцу, мы распоряжаемся только его физическим телом. Он остается живым творцом зла, обозленным творцом, со своей ненавистью и своими страстями. Он делается опаснее. Отрицательная энергия обладает способностью саморазвиваться, наращивать свой потенциал. Когда он был заключен, он мог влиять на других только силой своих мыслей на уровне непосредственных контактов. После осуществления приговора он освобождается не только от тюрьмы, но и от бремени своего тела. Он с быстротой мысли носится по разным местам и творит зло. Он творит самое тяжкое зло — убивает Красоту!

— Откуда ты этого набралась? — спросил я.

— Это уже все знают. Ты думаешь, что Джуна, Васильев, Федоров — это всё просто так? И летающие тарелки просто так? И демографические катастрофы просто так?

— Что ты хочешь сказать?

— Я хочу понять, что может в этой жизни спасти нас?

— И что же?

— Красота, — ответила Саша.

— Прекрасно, — тогда сказал я.

А теперь, глядя на седого, ровного, самоуверенного Касторского, я спросил:

— И как же производится эта энергия Красоты?

— И любовь бывает с отрицательным знаком. Такова греховная любовь мужчины и женщины. Плюс и минус всегда дают минус. Эта греховная связь и рождает Зло. Уже само зачатие есть Зло. Поэтому величайшая драма человека начинается с первой секунды оплодотворения, затем вторая драма — рождение. Третья самая большая драма — это вступление в брак. Не менее драматичным является и воспроизводство страдающих существ. И только последняя акция — освобождение от земных мук — высшее счастье.

— Однако вы не стремитесь к этому счастью?

— Если бы не мое предназначение, я бы освободил себя от этой жизни. Могу сказать, что мой сегодняшний этап существования на этой земле есть, по всей вероятности, переход в стадию полного отказа от земных благ, роскоши и Красоты в том виде, в каком я ее воспринимал в своем особняке на улице Разина.

— И все-таки вы наслаждались, любуясь совершенством Красоты, это не было для вас мучительно?

— Это было как раз самым мучительным. Этого не понимали девочки. Я вам говорил о торсах Родена. Саша и Ириша обладают совершеннейшим изяществом фигур. Но само по себе изящество не есть еще Красота. Подлинная Красота в энергии. А она появляется от контактов, когда одна совершеннейшая линия накладывается на другую. Видели бы вы момент рождения этой Красоты. Видели бы вы эти юные, наполненные счастливой духовностью тела!

Я не понимал, дурачит ли нас (я сидел рядом с Петровым и Солиным) Касторский или же говорит всерьез. Мне в какую-то долю минуты казалось, что я имею дело с ненормальным человеком, который, выработав однажды определенную позицию, обосновывал ее философски, чтобы оправдать свой образ жизни. Когда мы остались одни, Солин сказал:

— Враждебный, окончательно деградировавший типус. К стенке. Только к стенке. Его ничем не исправишь…

— Все не так просто, — ответил Петров в раздумье. — На нем не замыкается эта его идеология, где-то она имеет свое развитие и источники. Где? Вот вы знаете где? — спросил он у Солина и у меня.

— Я не знаю, — ответил я.

— А я думаю, что никаких источников нет, — ответил Солин. — Он кустарь-одиночка.

— Не думаю. Не думаю, — сказал Петров. — Я все чаще и чаще встречаю людей, настроенных на поиск мнимых ценностей.

Я слушал и вспоминал Сашу. Она сказала однажды:

— Я люблю смотреть на лицо Венеры Боттичелли. В ее глазах такое смешение чистоты и порока.

— По-моему, уж чего-чего, а порока там нет. БоттичеллиК- самый невинный художник Ренессанса.

— Нет, нет, — перебила меня Сашенька. — Ты присмотрись только. Сколько именно в глазах похотливого ожидания близости. А что ты понимаешь под пороком? Всякая близость с мужчиной порок? А дружба женщины с женщиной, мужчины с мужчиной?

Я говорил о том, что не принимаю порока ни в каком виде.

Сашенька меня не слушала. Она точно находила в картинах что-то свое. Кто ей тогда чудился? Касторский? Ириша? Шамрай? Что ее толкнуло в мои объятия? Неужто только поиск кулона? Приказ Касторского, Шамрая?

— Все не так просто, — твердо повторяет Петров. — Идеология, которая живет на неформальном уровне, развивается по своим законам. Надо знать ее природу. Надо знать психологические законы ее развития.

Исповедь

Решетчатая дверь ушла в стенку. Я вошел в длинный тюремный коридор, и дверь за мной закрылась. Мне разрешено свидание с Сашенькой. Я иду и жду, возможно, оскорблений, а возможно, и просьб.

Меня провели в крохотную комнатушку: серые каменные своды, глубокое окошко с решеткой, стол, две скамейки, закрепленные намертво по обеим сторонам столика: для беседы. Ввели Сашеньку. На ней черная куртка, черная косынка и черные брюки в сапогах.

— Нехлюдов, — сказала она, улыбаясь.

— Нехлюдов знал, зачем он шел к Катюше, — ответил я.

— А ты не знаешь? Неужто?

Я молчал. Я понимал: ей нужно снять напряжение. Надо словесно размяться.

— Нет сигаретки?