Подозреваемые

— Не люблю, когда со мной так разговаривают, Уолтер. Ты очень неучтив. Ты никогда не посмел бы разговаривать так ни с одним из твоих главарей, так что попридержи язык. — Он дружески похлопал Тикорнелли по щеке. — Ладно? Итак, ты знаешь много народу в Гринпойнт, и тебе есть что рассказать.

— Может, все-таки перейдем к делу?

— Сегодня я слышал твой голос на пленке, Уолтер, — сказал Скэнлон, поглаживая край простыни.

— Что за пленка?

— Все звонки по 911 записываются.

Тикорнелли просиял.

— Неужели? Это говорит только о том, какая я знаменитость.

Скэнлон утвердительно кивнул.

— Вот именно. Хотелось бы узнать от знаменитости, что же произошло в кондитерской.

Облизав покрытую испариной губу, Тикорнелли протянул руку к пачке сигарет «Кэмел», лежавшей на столе. Вытряхнув одну, закурил и выпустил дым через нос. Потом откинулся назад и расслабился.

Тикорнелли рассказал, что, стоя напротив лавки, он беседовал с отцом Рудницки о трудной жизни в Польше, когда услышал три выстрела, один за другим. Потом заскрипели шины. Он повернулся на звук и увидел синий фургон, стоявший против дверей лавки. Оставив священника, он начал осторожно переходить улицу и заметил, что за рулем сидел белый мужчина в темных очках и коричневой кепке, натянутой на уши. Уолтер видел, как водитель потянулся через сиденье к дверце с правой стороны, чтобы открыть ее. Кто-то нырнул в машину, и фургон умчался. Перебежав дорогу и влетев в лавку, Тикорнелли увидел тела и позвонил в полицию.

Он стряхнул в ладонь пепел с сигареты.

— Ну вот и все. Больше сказать нечего.

— Ты знал Галлахера?

— Мы были соседями.

— Ты видел, как он входил в лавку?

— Я уже сказал, что разговаривал со священником.

Встав с кровати, Скэнлон подошел к стулу, стоявшему возле окна. Одежда на нем была аккуратно разложена. Бросив ее на кровать, Скэнлон произнес:

— Одевайся, Уолтер. Сейчас поедем в участок и побеседуем еще немного.

На лице Тикорнелли было написано недоумение.

— Почему ты так поступаешь, Энтони? Ты не имеешь на это никакого права.

— Галлахера не узнала бы и родная мать. Ему снесло все лицо. Но ты узнал его сразу.

Подпольный собиратель ставок сидел на кровати, зажав одежду между ног и обдумывая положение.

Скэнлон знай себе давил на него.

— Конечно, ты умеешь делать деньги, и твои благопристойные дружки с Мэлберри-стрит смотрят сквозь пальцы на твои плотские причуды, пока ты не выставляешь их напоказ. Интересно, что они скажут, когда я притащу тебя в участок в наручниках? Представляешь заголовок в «Пост»: «Генуэзский солдат пойман в притоне для гомосексуалистов».

Тикорнелли побагровел от гнева.

— Ну и дерьмо же ты, Скэнлон.

— Это уж точно, Уолтер.

Он склонился над кроватью, уперевшись ладонями в матрац.

— Уолтер, мой старый друг с Плэзэнт-авеню. Зачем ты усложняешь жизнь себе и мне? Расскажи мне обо всем, что меня интересует.

Тикорнелли в отчаянии хлопнул ладонью по матрацу.

— Да, у меня была назначена встреча с Галлахером у Йетты. Он должен был погасить часть долга. Он занял у меня пять кусков.

Скэнлон с сомнением покачал головой.

— Ты одалживаешь лейтенанту полиции пять тысяч долларов?

— А что, разве ваши деньги не такого цвета, как у других?

— Под сколько процентов?

— Под три. И только потому, что он был легавым. Обычно я беру пять. Ты знаешь, я всегда уступаю, когда дело касается вашего брата.

— Сто пятьдесят долларов в неделю? И это с жалованья лейтенанта? Здесь что-то не так, Уолтер.

— Галлахер бывал у меня и раньше, и мы всегда сходились в цене.

— Он мог просрочить возврат долга?

— Немножко. Но сегодня отдавал вовремя.

— Сколько?

— Недельный процент и еще две тысячи. Он позвонил мне в клуб накануне вечером и предложил встретиться у Йетты.

Скэнлон старался вспомнить, что было перечислено в списке вещей, взятых на теле Галлахера. Насколько он помнил, первым пунктом стояли шестнадцать долларов. Если Тикорнелли сказал правду, где же деньги? Первыми прибыли Трамвел и Стоун. Скэнлон сразу же отбросил эту мысль. Полицейские не могли взять у своего, особенно у мертвого.

— Чем же занималась Йетта Циммерман?

— Старая шлюха заправляла только своей поганой кондитерской и больше ничем. Ну, принимала ставки по мелочи. У нее не было ни одного врага во всем свете. А если уж на то пошло, то и у твоего ирландского приятеля Джо Галлахера тоже.

Скэнлона так и подмывало ответить, что у одного из них уже наверняка были враги. Но он промолчал. Умный легавый знает, когда придержать язык.

Глава 4

Часы еще не пробили восемь, когда Тони Скэнлон вошел в дежурку. Повсюду виднелись следы ночного пиршества. Недоеденный сандвич облепили мухи. В белой коробке лежало три куска пиццы. Во всех углах валялись банки из-под пива. С экрана телевизора женщина-диктор в огромных очках читала утренние новости: президент предостерегает жителей Майами от вмешательства в советско-кубинско-никарагуанские отношения. «Все одно и то же», — подумал Скэнлон, выключая телевизор. В комнате было прохладнее, чем на улице. Теплое утро сулило жаркий день.