Подозрение

— Вы так думаете? — промолвил он наконец. — Вы так считаете? — Его узкие глаза почти сомкнулись за очками. — Удивительно в наши дни видеть такого безнадежного оптимиста. Ваши мысли и мечты довольно смелы; будем надеяться, что в будущем действительность вас не очень обескуражит. Было бы очень печально, если бы вы в конце концов пришли к отрицательным результатам.

Он сказал это тихо и немного удивленно. Затем ушел в темноту помещения, и операционная осветилась ярким светом. Эменбергер стоял около выключателя.

— Я обследую вас позже, господин Крамер, — сказал он, улыбаясь. — Ваша болезнь очень серьезна. Вы это знаете. Не исключен смертельный исход. Я пришел к этому выводу после нашего разговора. Откровенность за откровенность. Обследование сопряжено с осложнениями, так как требует оперативного вмешательства. Мы проведем его после Нового года. Не стоит портить праздник. Будем считать, что я уже вас начал лечить.

Берлах не отвечал.

Эменбергер погасил сигарету.

— Черт побери, доктор, — сказал он, обращаясь к ассистентке. — Я курил в операционной. Господин Крамер взволновал меня своим прибытием. Я думаю, вам следует побранить меня, господин Крамер.

— Что это такое? — спросил старик, когда врач дала ему две красноватые пилюли.

— Всего-навсего успокаивающее средство, — ответила она.

Вода, которую она дала, чтобы запить лекарство, показалась невкусной.

— Позвоните сестре, — приказал Эменбергер ассистентке.

В двери появилась сестра Клэри. Комиссар воспринял ее как добродушного палача. «Палачи тоже бывают добродушными», — подумал он.

— Какую палату вы приготовили нашему господину Крамеру? — спросил Эменбергер.

— Семьдесят вторую, господин доктор, — ответила сестра Клэри.

— Отвезите его в третью. Там мы сможем более внимательно следить за ним.

Снова пришла усталость, так остро ощущаемая комиссаром в машине Хунгертобеля.

Когда сестра повезла старика в коридор, она повернула кровать, и Берлах сквозь слипавшиеся веки увидел еще раз лицо Эменбергера.

Врач смотрел на него внимательно и весело улыбался.

Комиссар содрогнулся от внезапно нахлынувшего озноба.

КОМНАТА

Комиссар проснулся в палате (все еще была ночь, половина одиннадцатого, надо полагать, он проспал три часа) и удивленно, несколько настороженно, но с чувством удовлетворения осмотрел ее; старик не любил больничные комнаты, и ему понравилось, что его палата была больше похожа на студию или на какое-то подсобное помещение. Это все, что он мог разглядеть в свете ночной лампы, поставленной с левой стороны на ночном столике.

Кровать, в которой он лежал, хорошо укрытый, в ночной рубашке, была все той же передвижной, он ее узнал сразу, хотя в ней кое-что изменили.

— Хозяева очень практичны, — сказал старик вполголоса.

Он стал рассматривать в свете поворачивающейся лампы стены комнаты; в луче появился занавес, за ним угадывалось окно; он весь был заткан удивительными растениями и зверями. «Ишь ты, как на охоте», — пробормотал комиссар.

Он откинулся на подушки и стал раздумывать о достигнутом. Результат был мизерен. Старик провел свой план в жизнь. Теперь нужно продолжать ткать сеть. Необходимо действовать, однако как действовать и с чего начинать, он не знал. Старик нажал на какую-то кнопку, находившуюся на столике. Появилась сестра Клэри.

— А вот и наша медсестра из Биглена у железной дороги Бургдорф — Тун, — приветствовал ее старик. — Вот как помнит Швейцарию старый эмигрант, — продолжал он.

— Так, господин Крамер, как себя чувствуете? Наконец проснулись? — сказала она, подбоченясь толстыми руками.

Старик снова взглянул на ручные часы.

— Всего-навсего половина одиннадцатого.

— Хотите есть? — спросила она.

— Нет, — ответил комиссар, чувствовавший себя довольно слабым.

— Вот видите, господин даже не голоден. Я позову госпожу ассистентку, вы ведь с ней уже знакомы. Она вам сделает еще один укол, — сказала сестра.

— Какая-то ерунда, — проворчал комиссар. — Мне еще не делали ни одного укола. Снимите лучше абажур. Я хочу осмотреть всю комнату сразу. Надо же знать, где лежишь, — сказал он раздраженно.

Комната наполнилась ярким, но не слепящим светом, источники которого определить было довольно трудно. Вся обстановка в новом освещении выступала еще более отчетливо. Старик с неудовольствием заметил, что потолок представлял собой одно целое зеркало; не очень-то приятно было видеть себя все время над собой.

«С ума сойти, — подумал он, — повсюду это зеркало».

Он пришел в ужас, взглянув на скелет, уставившийся на него с потолка.

«Зеркало врет, — решил он. — Есть такие зеркала, которые все искажают. Не мог же я так похудеть».

Он забыл про неподвижно стоящую медсестру и стал дальше осматривать комнату. Слева от него была стеклянная стена, за которой был занавес из серой материи с вытканными тонкими, но очень пластичными линиями обнаженными мужскими и женскими танцующими фигурами; с правой серо-зеленой стены свисал, как крыло между дверью и занавесом, «Урок анатомии» Рембрандта. Все это, включая большое черное распятие над дверью, придавало палате несколько легкомысленный вид.