Подорожники

Аркадий вновь увидел себя маленьким хлопчиком. Вот он убегает, заметив идущего за оградой огромного немецкого солдата. Аркаша в страхе мечется по двору, а потом вбегает в избу, бросается под печку, где зимой жил кнур – поросёнок. Следом за мальчиком вбегает рыжий бестолковый немец, кричит сидящей женщине с рёбёнком что-то о партизане. Евдокия Макаровна пытается объяснить, что это мальчик – киндер, а не партизан, но солдат яростно рвёт затвор автомата и стреляет очередью в тёмное пространство, под печью. Ни одна глупая пуля не задела малыша. Солдат вермахта суёт дрожащую конопатую руку в подпечек и за ножонку, вытягивает со страхом малыша, которого принял за партизана. Не найдя при нём ни взрывчатки, ни миномёта, уходит дальше, неся тёмным белорусом, которые едят сало с салом и спят на соломе, строгий порядок и цивилизацию.

Ни одна глупая пуля не задела тогда его.

Аркадий медленно просыпается. Ему часто снится мама, отец и маленькая Люба. Вот высокий и самый сильный в мире человек несёт его плечах среди цветущих яблонь. Он помнит, как стучали падающие яблоки по крыше дома. Но забыл на долгие годы свою фамилию, название вёски.

Владимир прикидывает, как будет снимать заткнутые палками гитлеровские каски, из которых пьют белорусскую воду утки. Он даже рисует в блокноте эскизы кадров. Но ему мешают.

Стюардессы, как добрые феи, порхают по проходу с подносиками, щедро оделяют пассажиров конфетами. Пассажиры радостно сосут леденцы и восторгаются сервисом. Гудит турбина за окном – места Аркадия и Владимира последние.

Миленькие и предприимчиво-надёжные девушки в синей форме аэрофлота несут в кабину пилотов подносы с обжаренной курятиной. Пассажиры приводят кресла в вертикальное положения, отстёгивают столики, но им приносят на обед лотерейные билеты.

Чаровницы, обещают по автомобилю, так как билеты, купленные на высоте двенадцать тысяч метров, обязательно принесут счастливые выигрыши. Возможно, у них научится впоследствии известный господин Чубайс, торгуя ваучерами, но уже на Земле, станет обещать россиянам по две автомашины.

– Я и так сщастливый, – говорит Аркадий Иванович, – В меня стрелял из автомата какой-то глупец, принявший четырёхлетнего мальца за партизана. Когда немцы спалили нашу и соседние вёски, я с мамой и сестрой уцелели, хотя почти всех жителей сожгли в большом сарае. Нас гнали до Бобруйска. Отстававших расстреливали. Я цеплялся за мамину юбку. Маленькая моя мама несла трёхмесячную сестрёнку. Мама смогла нас чем-то кормить. …Оказавшись с другими мальчиками в заведении с вывеской: «Союз борьбы против большевиков», уцелел, так как у многих детей забирали кровь. Не погиб и во время боёв за город. Город бомбили хорошо. Повезло и тогда, когда мы, ребятня, подобрав оружие в развалинах города, стреляли друг в друга, играя в войну. …Мы сбегали из детдомов, ездили на поездах, срывались с крыш, разбивались. Мы выплавляли взрывчатку из снарядов над кострами, мы бросали ржавые немецкие гранаты, глуша рыбу. Некоторые дети погибали, получали ранения и увечья. Стороной летели мои осколки. Впереди была встреча с семьёй. Через семнадцать лет нашлись родители. Я – счастливый человек. У меня много выигрышей, – говорил Аркадий Владимиру, который подписывает лотерейные билеты: «Вера, Оксана, Алёна».

РУЧЕЁК

На реечной скамейке, под навесом остановки междугороднего автобуса сидел человек. Несмотря на теплую весеннюю погоду, на голове шапка, а полами расстегнутой черной шубейки из синтетики укрывал котёнка, который важно поводил мордочкой. Человек разговаривал с ним, привлекая внимание детей и взрослых. Были желающие угостить котёнка. Мужчина брал кусок булки, пытался кормить питомца. Тот не ел хлеб. Мужчина отправлял подношение в карман. Словно извиняясь, говорил: «Проголодаешься, всё съешь». Тонкий ручей продирался среди окурков и пропадал в луже, отражающей большой зелёный автобус. Утром его не было, когда я сошёл на бетонную площадку. Дед с котиком сидел на скамье перед автовокзалом. Хотел дать ему денег, но он, заметив мои движения, отвернулся. Седая борода давно не стрижена и не видела расчески всю зиму. Нависавшие над губами волосины, скрывали рот. Заметно, что зубы у пассажира не все.

Женщина в годах, сидевшая недалеко от меня, открыла сумку, достала пакет с продуктами. Мальчику лет пяти, стоявшему подле неё, сказала: «Ваня, покорми котика. У нас точно такой же на даче, а когда мы уезжаем домой, он так смотрит, словно говорит, «ну, куда вы, как я тут буду без вас».

Мальчик две отварных сардельки протянул мужчине, тот сконфузился; его виноватое неопрятное лицо стало еще скорбней, а тоскливый взгляд выдал человека застенчивого и, возможно, в недалёком прошлом, знавшего себе цену.

Задавив гордость, принял сардельки и стал кормить котёнка, хотя было заметно, что подобное угощение ему пришлось бы по нраву. Вдруг мужчина встрепенулся. Его морщинистое серое лицо замерло в какой-то муке. «Мне позвонить, – вдруг тихо сказал, оглядывая сидевших и стоявших. – А я телефон забыл дома»