Полог палатки был опущен. Возле палатки монотонно шагал — пять шагов направо, пять шагов налево — бледный, лохматый, остервеневший аспирант Лютый. На раскопе кто-то лениво копался в земле, но в целом работы затормозились.
— Они здесь? — спросил Удалов.
Лютый нервно кивнул. Из палатки донеслось: «Хи-хи-хи, ха-ха-ха». Это был голос шамаханской царицы.
Друзья Корнелия стояли за его спиной, готовые, если надо, прийти Удалову на помощь.
— Анатолий Борисович! — позвал Удалов и отступил на шаг назад.
Никто не отозвался. Из палатки доносились тихие голоса. Потом снова зазвучал нежный женский смех, от которого у всех дрожь прошла по коже.
— Гамалеев, выйди! — еще громче закричал Удалов.
Полог палатки поднялся, и оттуда выглянул рыжий археолог. Он заморгал от солнечного света и улыбнулся.
— Доброе утро! — сказал он. — Вам чего?
— Выходите, разговор есть, — сказал Удалов. — От имени общественности.
Анатолий Борисович вышел из палатки.
— Только ненадолго. Я очень занят.
— Видим, — сказал Ложкин. — Весь город видит, как вы заняты.
— Обещание давали? — спросил Удалов.
— Какое обещание?
— Выполнить любое мое желание. За петушка. — Удалов показал на золотую птичку, что по-прежнему вертелась на бревне.
— Разумеется, — сказал Анатолий Борисович, не удержавшись от смеха. — Так что же вы надумали?
— Отдавай мне шамаханскую девицу! — решительно произнес Удалов.
В этот момент полог еще раз шевельнулся, и возникла шамаханская девица во всей своей свежей красоте. На этот раз она была облачена в розовую блузку и белые брюки.
— Кого надо отдать? — спросила она, посмеиваясь.
— Вас, гражданка, — сказал Удалов тверже.
— Зачем? — Девица приподняла соболиные брови и сверкнула карими очами.
— Раскопки под угрозой, а петушок скоро сойдет с ума от опасности, которая грозит Анатолию Борисовичу. Вы только поглядите наверх.
— А что вы со мной будете делать? — спросила шамаханская девица.
— Я? С вами?
— Вот именно! — раздался сзади грозный голос Ксении, жены Удалова. — Что ты с ней делать намылился, старый распутник?
Удалов в некоторой растерянности бросил взор на красавицу шамаханского происхождения, затем метнул взгляд на собственную жену. Но нашелся.
— Отправлю обратно! — заявил он.
— Товарищи! Вы неправильно все поняли! — возмутился Гамалеев, который, видно, понял, что произошло. — Сейчас не легендарная эпоха! Салима Хабибовна — квалифицированный и уникальный специалист по археологии и филологии легендарной эпохи.
— Значит, не отдашь? — спросил Удалов зловещим тоном. — Петушок жестоко отомстит!
От этих слов все внутренне сжались. Ложкин поглядел на петушка. Петушок тоже замер. Даже Ксения Удалова замерла.
— Товарищи! — сказала тогда прекрасная Салима Хабибовна. — Прошу минуту внимания. Я приехала сюда в командировку для оказания профессиональной помощи моему коллеге кандидату исторических наук Гамалееву. Двое суток мы с ним, практически не отрываясь, горя творческим энтузиазмом, проводили опыты над откопанным здесь материалом.
— Знаем мы ваши опыты! — ревниво вякнул аспирант Лютый. — Зачем в палатке прятались от общественности?
— Мы не хотели знакомить общественность с опытами до тех пор, пока они не будут завершены. Однако недоразумение, возникшее здесь, хоть и не делает чести вам, товарищи, должно быть рассеяно. Попрошу желающих пройти в палатку.
Желающие вошли в палатку и остановились у входа. И замерли. Было от чего удивиться.
На рабочем столе, рядом со старой темной бутылью, сидел маленький человечек с длиннющей белой бородой, в красной чалме и цветастом поношенном халатике. Перед ним стояло блюдце с клубникой, которую он ел, хватая каждую ягоду обеими руками. На вошедших он не обратил ровным счетом никакого внимания.
— Не бойтесь, подходите ближе, — сказала Салима Хабибовна. — Как вы видите, вокруг джинна, обнаруженного в черной бутыли при раскопках дворца, проведен мелом круг волшебного свойства, создающий силовое поле, за пределы которого он выйти не в состоянии. Этот волшебник — последний представитель разумной фауны эпохи легенд. Его показания при нашем совместном докладе в Академии наук будут неопровержимыми свидетельствами правильности нашей с Анатолием Борисовичем теории. Поэтому мы, — тут Салима Хабибовна показала на видеомагнитофон в углу палатки и ворох кассет возле него, — двое суток непрерывно записываем все, что нам говорит этот волшебник. Если же вы подозреваете, что у нас, охваченных научным энтузиазмом, было время, чтобы предаваться личным отношениям, вы глубоко заблуждаетесь.
— Куда им предаваться! — сказал джинн, дожевывая ягоду. Сок стекал по бороде, окрашивая ее в розовый цвет. — Я им ни одной минуты отдыха не дал! То излагаю, то словесно хулиганю!
Говорил он по-русски, но с сильным восточным акцентом.
— Я понимаю, — виновато сказал Удалов. — Мы вас оторвали от работы. Простите нас!
Ксения, которой было страшно глядеть на джинна, взяла мужа за руку.