Подольские курсанты

Он посмотрел на лежащую рядом жену. Спящая Лиза была спокойна и тиха. Хотелось верить, что сейчас она просто видит сон и не думает ни о чем плохом. За те три года, что они женаты, Афанасий так сильно привязался к ней и сыну, что казалось, нет силы, которая смогла бы их разлучить. Лиза всюду следовала за мужем, удивляя его редкостной способностью с ходу привыкать к новому месту и незнакомым обстоятельствам, на какое способны только любящие жены. Начиная с его курсантского быта и по сей день она – его половинка и надежный друг.

Теперь и над этим счастьем нависла угроза. Всех сплачивала в эти дни тревога за Москву: военных и гражданских, детей и взрослых, стариков и подростков. А неясное будущее вызывало еще и тревогу за сына, только-только научившегося понимать, что есть на свете хорошее и плохое… Неужели вот так в одночасье все может рухнуть? Хватит ли его сил и мужества не допустить этого? Достаточно ли его стойкости и решительности? И вообще, можно ли одним человеческим – теплым, осязаемым, из крови и плоти, противостоять напору железа и свинца? Мыслимо ли такое?

Нет, сна опять не будет. Алешкин тихонько встал, подошел к окну. Темная улица, тусклый свет фонаря напротив. Кажется, что все спит… И небо – черное, зловещее и уже чужое.

– Афанасий, ты чего? – Лиза глубоко вздохнула спросонья и приподнялась на локте.

Алешкин обернулся. Заметив на ее лице тревогу, постарался улыбнуться:

– Не знаю. Не спится… – Он подошел к кровати, погладил Лизу по голове: – Что-то душа не на месте.

Он натянул бриджи, стал застегивать ремень.

– Ты куда? – насторожилась Лиза.

– Пойду схожу в роту, ребят проверю.

– Не мешал бы ты им. Сегодня выходной. К ним родители приедут, а ты вон от своего уходишь. – Она грустно посмотрела на кроватку, в которой спал их Вовка.

– Ну, будет тебе. – Он шагнул к сыну, поправил съехавшее одеяло, посмотрел нежно, как только мог, отозвался с улыбкой: – Тут у меня один сын, а там – целая батарея. Ну перестань. – Он вернулся, сел на кровать, обнял расстроенную Лизу. – К обеду вернусь, сходим вместе на Пахру. Договорились?

Она крепко обняла его за шею, жарко, с трепетом, зашептала прямо в ухо:

– Сегодня опять на рынке были беженцы. Говорят, немцы фронт прорвали…

Алешкин отстранил ее, крепко взял за плечи. На мгновение тоска в ее глазах показалась ему отражением его сиюминутных переживаний. Он стряхнул набежавшее наваждение и уверенно, уже как командир, сказал:

– Слушай их больше. Бегут паникеры и трусы.

Лиза как будто не слышала его:

– Может, мне Вовку к маме отвезти?

Алешкин тряхнул ее:

– Лиза!

Она упала ему на грудь и тяжело вздохнула:

– Ладно. Иди.

Он поцеловал ее в пахнущие чем-то родным волосы, решительно встал, посмотрел на спящего сына и тихо вышел из комнаты.

Окно казармы удалось закрыть бесшумно. Сашка на мгновение задержался на подоконнике, перехватил поудобнее сапоги, снятые еще на улице, и спрыгнул на пол. Вроде никто не заметил. Возле поста дневального негромко переговаривались дежурный по роте и лейтенант Шаповалов. В тусклом свете приглушенных ламп мерно качалась фигура дневального – курсант намывал шваброй деревянный пол.

Сашка постоял несколько секунд, перевел взгляд в глубину казармы. Оттуда… доносился ровный, едва различимый храп. Стараясь не шуметь, Сашка пробрался к своей койке, аккуратно поставил сапоги и нырнул под одеяло.

Что это было? Неужели она его любит? Значит, она выбрала его, а не Митю? Или, может, это всего лишь случай, как говорят, порыв души? А вдруг, целуя его, она представляла себе Шемякина? Никитина-то ведь говорила Маше про него…

Сашке стало не по себе от такой мысли. Он повернулся на бок, качнулась спаренная двухэтажная койка. Сверху свесилась взъерошенная голова Мити:

– Пришел?

– Угу.

– Мы же договорились вроде.

– Договорились. – Сашка хотел было объяснить, как так вышло, что он на ночь глядя пошел на свидание, да на какое там свидание! – просто цветы девчонке подарить, но Митя перебил его:

– И ты меня обманул.

Сашка искренне посочувствовал товарищу. Узнай он сейчас, что было там, возле шкафа, с ума ведь сойдет от ревности. Да и не поверит. Сашка и сам бы не поверил, если бы… не этот еще пылающий на губах вкус девичьего поцелуя. Кто знает, может быть, и ее первого поцелуя?..

– Прости, Митька, я не хотел.

– Что значит, не хотел? – Митя спустился вниз, сел на Сашкину койку. Теперь они смотрели друг на друга почти в упор, как будто стрелялись. – Вот так просто: не хотел, а обманул. Так, что ли?

– Я виноват, я знаю. Но я ничего не мог с собой сделать. Прости меня, как друг, и все, забудем, ладно? – И без паузы выпалил: – Представляешь, она меня поцеловала. Сама.

Митя чуть не задохнулся от злости. Что значит поцеловала? По-настоящему? И это Маша, которую он до сих пор считал правильной? Выходит, подвернулась первая же возможность и – на тебе – вот она любовь! А как же он, Митя?

– Шпана детдомовская!

Как это соскочило с языка, Митя и сам не понял. Только заметил, как в одно мгновение округлились Сашкины глаза, как искривился в приступе ярости рот, как сжались кулаки.

– Что-о?!