Сигнал тревоги ворвался в помещение гауптвахты вместе с порывом холодного осеннего ветра. В небольшое зарешеченное окно не было видно, что творилось в парке. Как заволновалась вдруг испуганная толпа родных и близких и кинулись к воротам училища курсанты. Зато Сашка и Митя заметили сутолоку в построении. На плацу собирались знакомые повзводные коробки, суетились младшие командиры, стараясь успокоить подчиненных. Постепенно строй выровнялся и замер. Теперь все взгляды обратились в сторону штаба, откуда должен был появиться командир.
– Не похоже на ученья. – Сашка растерянно посмотрел на Митю, но тот в ответ только пожал плечами.
– А вдруг это по-настоящему, а? – Сашка зло сжал прутья решетки. – Нет, ты как хочешь, а я тут отсиживаться не собираюсь. – Он кинулся к двери, яростно забарабанил: – Эй, там, откройте! Слышите? Откройте!
Митя хотел было оттащить товарища, но в это время с улицы послышался знакомый голос:
– Саша! Лавров!
Арестанты дружно кинулись к окну. Там, непривычно серьезная и собранная, стояла Маша. Только в первый момент показалось, что она стала какая-то другая. Это была их Маша – добрая и правильная, со светлыми кудряшками, выбившимися из-под пилотки, с ямочками на розовых щеках.
– Я на минутку! – крикнула она. – У нас там… погрузка. А вы почему тут?
Друзья переглянулись: кто будет отвечать? Митя опустил глаза, Сашка понял, крикнул в просвет между прутьями:
– Мы-то… да так, подрались.
– Митя, – не унималась Маша, – а ты что молчишь? Сашка, с ним все в порядке?
Сашка глянул на Митю и неожиданно, в который уже раз вспомнил, как тот буквально выпросил у лейтенанта Алешкина этот дурацкий арест.
– Да что ему будет? Подумаешь, задели друг друга по разу – и всего делов-то.
Внезапно из-за угла выскочила запыхавшаяся Люся.
– Машка, пошли скорее, нас ждут!
Сашку как током ударило. Он оттолкнул праведника Митю от окна и начал быстро-быстро говорить, стараясь ничего не забыть:
– Маша, Машенька, меня через пять дней выпустят. Всего каких-то пять дней!
Маша, увлекаемая встревоженной Люсей, крикнула ему уже на ходу:
– Я не знаю, где я буду через пять дней!
– На ученьях, где же еще! Это же ученья?
– Не знаю, все говорят, что это по-настоящему. – Напоследок Маша успела-таки махнуть ему рукой, настырная Люся дернула ее за рукав, и девчонки скрылись из виду.
Митя молчал, глядя на товарища, понимая, как ему сейчас плохо. Но, прощаясь сейчас с Сашкой, Маша попрощалась и с ним, с Митей. И ему тоже горько от мысли, что они с ней больше не увидятся. Но зачем думать о плохом? Тем более вслед уходящим. Это плохая примета.
– Наши идут бить фашистов, а мы… – Сашка поднял глаза на Митю. – Я тебе этого никогда не прощу. Ты во всем виноват…
Митя был расстроен не меньше Сашки. И сам не понимал, кто же тогда дернул его за язык. Но разве он был не прав?
– Саш. – Митя хотел было объясниться, но Сашка вдруг, как безумный, вскочил с места:
– Давай сбежим, а?
– А как?
– Скоро караульный принесет обед, мы его свяжем…
Митя в горячке махнул рукой:
– Тоже мне беглец! Не говори ерунды. Ничего не выйдет, только добавят еще суток по десять. Вот уж тогда точно – своих не догоним.
Сашка многозначительно посмотрел на Митю, видно, переваривал услышанное, потом с пущей убежденностью накинулся на него:
– Да выйдет. Вот увидишь – выйдет!
– А о караульном ты подумал? Знаешь, что ему за это будет?
О-о, опять эта святая правильность! Да как же ты воевать-то будешь?
– А обо мне ты подумал – тогда, в казарме, и сейчас, а? Ты можешь хоть раз сделать что-нибудь не по уставу?
Митя, потупясь, молчал. Черт бы побрал этот дурацкий характер. А Сашка все распылялся:
– Да ты просто трус! А уставом… только прикрываешься!
Опять он за свое! Митя хотел схватить Сашку за грудки, но тот ловко увернулся и уже замахнулся, чтобы ударить зануду в глаз, но в это время заскрежетал засов.
Оба, как по команде, замерли и уставились на дверь. Через секунду она распахнулась, и на пороге появился лейтенант Алешкин, строгий, одетый по-походному.
– Так, драчуны, ввиду полученного училищем боевого приказа объявляю ваше наказание отсроченным. Выходите.
Запыхавшиеся санитарки едва успели к окончанию погрузки. Суровая Карповна посмотрела на них, как на провинившихся. Но умоляющие, скорбные глаза Маши заставили смягчиться незлобивое сердце пожилой женщины. Уж кто-кто, а она знала подлинную цену этим последним минутам перед расставанием.
Карповна невольно вспомнила тот жаркий летний день, когда провожала на войну своего мужа. Как плакала, подталкивая к отцу ничего не понимающего сына. Как почти теряя разум от горя, припадала к его широкой груди, будто запоминая запах близкого человека. И потом, в неведомой ей Галиции, немецкая пуля в один момент оборвала их недолгую семейную жизнь.
Карповна глубоко вздохнула и молча кивнула девчонкам на оставшиеся у входа в санчасть вещмешки – берите, ваши. Маша и Люся кинулись за вещами и поспешили к полуторке. Из кабины выглянул суровый военфельдшер Петров и недовольно прикрикнул на опоздавших:
– Ну, скорее там!