Подойди ближе

Сьюзи улыбнулась. Она вспомнила, как папа вешал на дом эту решётку. Мамин плющ, который Сьюзи, конечно же, назвала Айви[2], залез на стойки крыльца у парадного входа, и мама хотела его срезать. Сьюзи решила, что это будет очень грустно.

– А нельзя, чтобы Айви полез ещё выше? – спросила она.

Мама ответила:

– Ну, если бы у нас была решётка…

А сейчас Айви уже залез на самый верх решётки и пытался забраться в комнату Саманты. Может быть, хотя бы Айви удастся заставить Саманту говорить?

Саманта ворвалась в комнату и быстрым шагом пошла к столу. Если она хочет завершить рисунок сегодня, нужно поторопиться.

Но ещё не дойдя до стола, Саманта заметила что-то на полу. На полу не должно быть ничего, кроме ковра. Но сейчас на нём лежал кусочек розовой бумаги. Его не было там, когда Саманта уходила, она была в этом совершенно уверена.

Мама всё это время была с ней на первом этаже. Больше в доме никого нет.

А это значит…

Саманта не хотела смотреть. Если она посмотрит…

Она уже не торопилась завершить рисунок. Саманта долго-долго смотрела на розовый листок.

В конце концов она убедила себя, что лучше будет поднять его, чем оставить лежать здесь. Пока он лежит на полу, Саманта сможет придумать кучу самых жутких причин, почему он там оказался. А вот если возьмёт, то точно будет знать, что это.

Сьюзи всегда думала, что у Саманты нет воображения. Это неправда. Проблема была в другом: у Саманты воображения слишком много. Настолько много, что она может напугать себя до смерти одной-двумя мыслями.

Медленными, тихими шагами Саманта подошла к ковру. Она не сводила глаз с листка. Не могла даже сказать почему. Она что, думала, что он вскочит с пола и набросится на неё? И что он с ней сделает? Порежет палец острым краем?

Саманта один раз порезалась бумагой, когда была маленькой. Сьюзи заплакала, увидев кровь. А вот Саманта – нет. Да, было немного больно, но Саманте скорее было интересно. Как что-то настолько тонкое и непрочное, как бумага, может тебя порезать?

Когда Саманта подняла листок, она увидела фиолетовые каракули. Но когда она пригляделась к каракулям повнимательнее, то постепенно начала понимать, что они означают.

Рисунок состоял из трёх частей, словно комикс в газете.

Первая часть, с левой стороны, – изображение двух маленьких девочек. У одной волосы собраны в хвостик, у другой развеваются вокруг лица. Девочка с развевающимися волосами держала в руке что-то похожее на зеркало. Она протянула зеркало какому-то младенцу, парившему в воздухе, а другую руку простёрла к девочке с хвостиком. Между младенцем и девочкой стояла большая курица с острыми зубами и тянула руки. Что-что?

Вторую часть отделяла от первой вертикальная линия. Над домом, чем-то похожим на дом Саманты, светила луна. Девочка с развевающимися волосами уходила из дома, держа за руки ту же большую курицу. Затем ещё одна вертикальная линия и третий рисунок. На нём тоже была луна, дом и девочка с развевающимися волосами, которая уходит за руку с курицей. Но после третьего рисунка шла ещё одна линия: толстая, тёмная. Саманта видела, как кто-то водил карандашом туда-сюда, пока не получилась толстая косая линия. Саманта не понимала, что она обозначает.

Хмурясь, она посмотрела на картинку. Она сама её нарисовала, а потом забыла?

Ох, если бы только можно было в это поверить.

– Жаль, что ты не можешь просто поговорить со мной, – прошептала Сьюзи. – Я скучаю по нашим разговорам. Да, ты думала, что я говорю слишком много, но всё равно слушала. Я очень хочу, чтобы меня кто-нибудь слушал.

Она очень сердилась. Всё это напоминало Сьюзи игру в шарады. Однажды она играла в шарады на дне рождения своей подруги Хлои. Сьюзи нравились все игры, но шарады были не такими весёлыми, как ей хотелось. Она считала подсказки, которые пыталась показывать, совершенно понятными, но больше никто не понимал, что́ же она пытается показать. Её шарады никто не угадывал. Когда она пожаловалась маме, та ответила:

– Ты думаешь не так, как другие. Это хорошо. Ты просто супертворческая.

«Видимо, всё-таки недостаточно творческая», – подумала Сьюзи, разглядывая рисунок, оставленный на ковре.

Что ещё можно сделать?

Спрыгнув с диванчика, Сьюзи подбежала к столу Саманты. Сьюзи заметила, что Саманта приподняла голову, когда она проскочила мимо, но ничего не сказала. Когда Саманта ведёт себя вот так, в этом нет смысла. Да и вообще, Сьюзи хочет нарисовать кое-что другое.

Усевшись за стол Саманты, Сьюзи взяла листок бледно-жёлтой бумаги и чёрный карандаш и начала рисовать.

Саманта почувствовала слабый ветерок, но не хотела думать о том, откуда он взялся. А ещё она почему-то точно знала, что оборачиваться нельзя.

Саманта прикрыла рот рукой, чтобы не захихикать. Обычно она не хихикала. Ну, иногда папа её щекотал, и она всё-таки смеялась. Но на этот раз ей хотелось хихикать не из-за щекотки. Этот смешок пришёл откуда-то из перепуганных глубин души, тех, которые называют «истерическими». Папа часто обзывал маму истеричкой, прежде чем уйти насовсем. Саманте не хотелось быть истеричкой.

Она стала считать вдохи, как на терапии.

Раз.

Два.