Подобно тысяче громов

В ночь после Женькиной смерти я впервые за четыре года поехал на Тверскую. Я не спал ни с кем, кроме нее, пока мы были женаты - сам не знаю, почему. Тем вечером сутенер предложил взять двух сразу, и не просто двух девок, а маму и дочку. Я засмеялся и согласился. Может, те самые бляди, может - другие, не знаю, у меня не настолько хорошая память. Они стали показывать лесби-шоу, как много лет назад. И в какой-то момент "дочка" стала сосать у "мамы" грудь, а "мама" провела ей рукой по волосам, будто это в самом деле ее дочь.

И тут я зарыдал. Моя мать умерла, у меня самого никогда не будет детей, когда Женька хотела - я отказался, а нынче - всё, уже поздно, она умерла, а я любил только ее, только ее, за всю мою жизнь! Мне потребовалось четыре года, четыре года, чтобы ее полюбить - и она этого так и не поняла, так и не узнала, умерла, поругавшись со мной, не сказав на прощанье ни слова, оставив лишь кольца, снятые с мертвых пальцев, лишь сотню пар туфель, два шкафа платьев, пустую квартиру. Я заплакал, и девки оцепенели, забыв ласкаться, замерли неподвижно, прижавшись друг к другу, а я кричал: продолжайте, бляди, будете вы ебаться или нет? - и плакал.

И вот я стою посредине кухни, с пустой бутылкой в руке и ору: У меня нет своих, понял? а этот парень достает из кармана Женькино кольцо, кладет на стол и говорит: Я на даче нашел, когда убирал на полу, у нее в комнате - а я перестаю кричать и протягиваю руку, будто не веря.

Денег должно быть много. Чтобы ты мог заказать дорогое кольцо, подарить женщине, которую даже не любишь, затем полюбить, потерять навсегда, выплакать все слезы, выпить всю водку - и, стоя посреди кухни, сжать кольцо в ладони, стараясь последний раз почувствовать тепло ее руки.

***

Дима Зубов уважал новых русских. Даже в чем-то считал себя их коллегой. Сегодняшние коммерсанты - вчерашние советские фарцовщики, думал он, а я сегодня делаю то же, что нынешние деловые десять лет назад: нелегально торгую тем, что на обычном рынке не купишь. Если в России объявят легалайз - даже частичный, как в Голландии, - я сразу стану легальным бизнесменом. А что легалайз могут объявить, Зубов не сомневался - на его памяти поменялось все, чему учили в школе: не удивительно, если рано или поздно портрет Альберта Хофманна будет висеть в каждом классе - как сегодня висят портреты Менделеева, придумавшего рецепт русской водки. Тогда Зубов и его клиенты вместе напишут мемуары о том, как боролись за лучшую жизнь для всех. И даже, наверное, попадут в Думу или получат персональные пенсии. У них будут роскошные машины и большие квартиры, как теперь у бизнесменов. Зубов даже вывел формулу: "Драгдилер сегодня - новый русский завтра".

Ему нравилась его работа, и он уважал крутых коммерсантов. Уважал - и потому цены назначал раза в два выше, чем обычным клиентам. Как бизнесмены они должны понимать: цена зависит не столько от товара, сколько от платежеспособности покупателя. Так что - без обид. Впрочем, богатых клиентов у него было не так уж много - один, может, два. Сравнительную неудачу на этом рынке Зубов объяснял тем, что не торгует кокаином - не из принципиальных соображений, а потому, что никак не может выйти на оптовых распространителей. Придет время, он завяжет нужные контакты - тут-то бизнес и пойдет в гору: всем известно - торговать жесткими наркотиками выгоднее, чем травой, психоделиками и экстази.

Значит, богатых клиентов было немного - и получив сообщение на пейджер, Зубов порадовался и отложил все остальные дела.

Сначала Олег приготовил алтарь. Мелом на исцарапанном полированном столе нарисовал круг и разметил его семью несимметричными трезубцами. Потом зажег свечи, положил в центр хрустальный шар и разложил подношения: два пера, несколько очищенных бананов, привезенные из Крыма ракушки, блюдечко с благовониями Абра-Мелина, таблетку "экстази" и череп. Череп был кошачий - а лучше бы настоящий, человеческий. Когда на Пасху с родителями ходил на кладбище к деду, даже присматривал могилу, которую можно раскопать - но так и не собрался, а теперь уже не до того. Хорошо, успел нарыть могильной земли - присыпать контур круга. Потом Олег зажег красные свечи: они означали быструю смерть. Черные означали бы медленную.