Полгода назад Паша выкурил за вечер недельный запас гашина и впал на несколько дней в полное невменялово. Обхватив колени руками, он сидел на кровати, раскачивался и выл - этот вой был страшней самого дурного бэд-трипа.
Именно этот вой вспомнил сейчас Олег. Он стоял, не зная, что делать - бежать вниз? вызывать врачей? - и вдруг Мила прекратила выть и спросила:
– Он ушел?
– Кто?
– Дингард, - сказала Мила, - принц Дингард.
Горский ясно видит их: неподвижных Милу и Олега, Станислава Петровича, сидящего на сумках у подъезда, Зару Александровну, поднимающуюся по лестнице.
Она устала ждать, сказала:
Она толкнула незапертую дверь, про себя обругала Олега (на этот раз - чтобы унять тревогу) вошла в квартиру, едва не споткнулась о сумку, замерла в дверях: голая Мила посреди коридора, сбивчивая речь, а Олег слушает, точно это совершенно нормально - разговаривать в прихожей с малознакомой голой девушкой.
– Ты что, с ума сошла? - крикнула Зара Александровна и сразу подумала:
– Зара Александровна… - начал Олег, но она не слушала.
– Быстро в спальню! - крикнула она дочери, но Мила вдруг закричала
– Ты куда? - только и успела крикнуть Зара Александровна. Олег, на ходу вдевая ноги в сандалии, побежал следом.
Она неслась вниз по дворцовой лестнице, мрамор звенел под каблуками. Безмолвие упало, словно приговор. Они не простили измены. Ничто не могло спасти Имельду. Она, она сама привела в Семитронье чужака, едва не разрушила то, что воздвигалось годами. Он не был Дингардом, теперь она поняла - она нарушила обет, она заслуживает изгнания. Имельда выбежала через раскрытые ворота, побежала к мосту. Стражник заступил дорогу, звал незнакомым именем, Имельда оттолкнула его. За спиной - нарастающий шум погони. Нет, ей не суждено спастись! Рев диких зверей по ту сторону моста… Она обернулась и в последний раз кинула взгляд на башни Семитронья.
–
– Где она?
Олег покачал головой.
– Где Мила, Олег? - еще раз спросила Зара Александровна и услышала, как зарыдал Станислав Петрович.
Антон знает: самый удачный трип можно испортить. Кто-нибудь придет не вовремя, кто-то сядет на измену и обломает всех, мало ли что. Психоделия требует мужества: никто ничего не гарантирует. Главное - что бы ни случилось, запомни тот момент, когда ты смотрел на мир открытыми глазами, когда врата восприятия распахнулись, когда истина и красота слились воедино.
Антон снова и снова напоминает себе об этом: помни безмолвный балет, потаенный смысл, не забудь, навсегда запомни семь фигур в колодце круглого холла. Что бы ни случилось потом - помни. Не дай себе обломаться, не впадай в панику, смотри на все без страха и привязанности.
Громадный холл, семь комнат вокруг. Женино тело на столе, оплывшее лицо. Шесть одноклассников, врач в белом халате, молодой лейтенант.
Врач приехал первым, хотя "скорая" и застряла по дороге. Пока толкали - прошло десять минут, может, их и не хватило. Искусственное дыхание, массаж сердца - все без толку. Врач озирается - раньше был Дом Политпросвета, теперь вот, приватизировали. Лейтенант с плохо скрываемым раздражением вертит в руке серебряную ложку, плюет в сервизную тарелку - видать, дорогую - под нос ворчит
– Я не буду ничего скрывать, - говорит он, - это была передозировка наркотика.
Лейтенант собирается сказать, что наркотики - это уголовное дело, но врач с сомнением качает головой. Можно подумать, уголовное дело воскресило хотя бы одного человека.
– Будем считать - это сердечный приступ, - говорит он, и Сидор тут же соглашается:
– Вот и хорошо, пусть будет сердечный приступ. В любом случае - никаких расследований. Закроем дело, подпишем бумаги, разойдемся с миром, - и тянет бумажник из кармана джинсов.
Врач смотрит на Сидора. Что за люди, думает он, считают, за все нужно платить. Я бы и так сказал, что сердечный приступ, но теперь даже не знаю. Он оглядывает комнату: Роман неподвижно сидит в кресле, Поручик одной рукой обнимает Леру за плечи, Альперович барабанит пальцами по столу, плачет Онтипенко… нет, не похожи на убийц. Хотя, конечно, столько денег так просто не нахапаешь, это да.