Поднимите мне веки

– Сказывал уже, – вздохнул Дмитрий. – А взять монаха Никодима… – И сурово уставился на меня.

Я сразу сделал удивленные глаза и поинтересовался, при чем тут князь Мак-Альпин, тем более что видеть мне его после того письма довелось однажды, да и то мельком, в чем я хоть сейчас могу поклясться на иконе.

– Где?! – азартно выпалил он, сверкая глазами, как гончая собака, которой вот-вот дадут понюхать след.

– Там же, возле Чудова монастыря, – равнодушно ответил я.

– А… потом?

– Ты же знаешь, что мне нет резону захаживать в такие обители без особой нужды, – напомнил я. – Коли надо, так сам и сходи, или…

– Или, – кивнул Дмитрий. – Нет его там. Как в воду канул. Спугнул ты его, князь, с этим письмецом.

Да знаю я.

И еще как спугнул.

Это ж какой страх должен быть у человека, чтобы он пешим ходом, лишь изредка используя попутки, то бишь телеги и струги, отмотал чуть ли не пятьсот верст, причем всего за десять дней, добравшись аж до Кирилло-Белозерского монастыря, и не факт, что осел там надолго.

Думается, стоит только дойти слуху, будто государь собирается прокатиться туда на богомолье, как отец Никодим вновь рванет в бега и на сей раз финиширует не ближе чем в Соловках.

Но монах – это мой козырь в рукаве. Вот когда мне понадобится разрешение на брак с царевной, тогда его местонахождение будет извлечено на свет божий. Раньше не имеет смысла. А пока…

– Басманову прикажи, он мигом найдет, – посоветовал я.

– И все узнает, – подхватил Дмитрий. – Нет уж. Из-за твоего письмеца все так вышло, вот ты его и сыщи.

– Каким образом? – удивился я. – Для меня вроде уже и клетка приготовлена, и топор наточен. Как я обугленный и без головы стану его искать?

Дмитрий хитро прищурился и неожиданно напомнил:

– Неужто запамятовал? Я ж тебе еще до суда сказывал, что, коль голоса разделятся, свой за твою невиновность отдам. А у меня слово крепкое, и раз обещался, так с пути уже не сверну.

Ну, острослов! Ну, комик! Ну, задира!
Я сам большим сатириком слыву,
Но у тебя куда острей сатира…
Не в бровь, а в глаз! Я не переживу![78]

Я весело рассмеялся, не в силах сдержаться – уж очень забавно звучали последняя фраза. Хоть бы мне постеснялся такое говорить.

Он насупился, обиженно глядя на меня, но затем и сам расхохотался, причем еще громче, чем я. Когда Басманов осторожно приоткрыл дверь, заглядывая к нам, то рот его приоткрылся от удивления.

Еще бы, приговоренный или почти приговоренный к смертной казни, только непонятно какой, веселится вместе со своим главным судьей, который вообще закатывается от гомерического хохота, держась руками за живот.

– Чего это вы там оба? – не утерпев, поинтересовался он у меня потом.

– Да вспомнилось кое-что из… охоты в Путивле, – недолго думая ответил я.

– Счастлив твой бог, князь, – вздохнул боярин. – А я, признаться, уж и не чаял, что государь повелит тебя отпустить, да еще и эвон – на свое венчание на царство пригласит остаться.

– Для того и рассмешил, – пояснил я. – Веселый человек – добрый человек. Мотай на ус, Петр Федорович. Когда будешь сидеть в темнице, на всякий случай развесели судью. Глядишь, и помилуют.

Боярин только крякнул, выразительно посмотрев на меня.

«Типун тебе на язык!» – отчетливо читалось в укоризненном взгляде, но вслух он ничего не ответил.

Признаться, оставаться на это венчание мне совсем не хотелось, так что если Басманов решил, будто это для меня привилегия, то он ошибался. Скорее уж досадная, хоть и короткая, всего на четыре дня, если считать сегодняшний, задержка.

Но куда тут деваться, когда Дмитрий… попросил.

Сам-то он – тут я больше чем уверен – рассчитывал меня этим еще больше задобрить, чтобы я снял заклятие. Ну и чтоб худого не было, как обтекаемо выразился он.

Под худым подразумевались в первую очередь некие происшествия с самим государем, которые, стоит меня отпустить, непременно случаются.

Впрочем, тут как раз все вышло с точностью до наоборот.

Глава 26 Неугомонный

Солнце было ярким. Глаза слепило так, что, выйдя из-под свода Константино-Еленинских ворот, я поневоле зажмурился, вновь привыкая к дневному свету. Все-таки пять дней в темнице, при тусклых свечах, сказывались.

Проморгавшись, я обнаружил, что как ни удивительно, но у меня полно встречающих. Был бы тут Алеха, непременно бы ляпнул нечто вроде «выход после отсидки вора в законе».

Хотя, если призадуматься и вспомнить, что в средневековой Руси ворами именуют как раз тех преступников, которые умышляют на власти и самого государя, я и есть вор. А если добавить к этому, что ныне я вновь в почете и уважении у этой самой власти, то и впрямь в законе.

А вот и мои «подельники».

Пока еще настороженные, зорко поглядывающие по сторонам в опасении очередного подвоха или покушения на жизнь своего воеводы. Да и подходить не торопятся – выжидают, скромно толпясь в сторонке и вежливо уступая первые места тем, кто в чинах посолиднее, так что первым обнимать меня кинулся князь Хворостинин-Старковский.