Поднимаясь ко мне

– О, будь я проклят! Так глубоко! – стонет Кэш. Я подскакиваю вверх и падаю вниз, чувствуя, что каждое проникновение отзывается во всем теле. Кэш опирается на локоть, а другую руку просовывает между нами, чтобы меня потрогать. Он чешет меня большим пальцем. В комнате будто нет воздуха, нечем дышать. Я дышу тяжело, высунув язык, как собака, говорю всякие вещи. Сама не знаю что, но это точно что-то грязное, и Кэшу нравится.

– Я знаю, что это приятно. Чувствую, как ты меня сжимаешь все сильнее. Так крепко, – с трудом выговаривает он. – Скажи, что тебе это нравится.

– О боже. Мне это нравится.

– Скажи мне, чего ты хочешь. Я хочу услышать, как ты это скажешь.

– Хочу… – начинаю я, но сил закончить фразу нет.

– Скажи это, детка. Скажи мне.

– Хочу, чтобы ты не останавливался. Хочу, чтобы ты довел меня до оргазма.

Кэш рычит и начинает двигать пальцами быстрее, описывая маленькие круги; от каждого витка мое тело взмывает выше и выше.

– Ты хочешь, чтобы я довел тебя до оргазма? Ты так мощно кончишь, что не сможешь сказать ни слова, кроме моего имени, – выдавливает из себя Кэш сквозь сжатые зубы.

Вдруг он садится прямо, переворачивает меня на спину, а сам взгромождается сверху. Он берет одну мою ногу под коленкой и прижимает к своей груди. С силой входит в меня. Один раз, второй, и потом я взрываюсь.

Спазмы изламывают все тело, принося с собой каскады ощущений – волна за волной – такие, каких я еще не испытывала. Не могу открыть глаза. Не могу поймать дыхание. Не могу двигаться. Только слышу, как произношу имя Кэша. Снова, и снова, и снова.

30 Кэш

Оливия распласталась на мне. Мы перевернулись, чтобы я ее не раздавил, вскоре после того, как отдышались. Уверен, по ее ощущениям, я вешу тонну. Она для меня – совсем другое дело. Если бы не исходящее от нее тепло, я бы вообще не замечал, что она здесь. Она легкая как перышко.

Оливия завела себе привычку – обводить пальчиком мою татуировку. Что делает и сейчас. Она вздыхает:

– Ты мне когда-нибудь расскажешь, что все это значит?

Голос довольный и удовлетворенный. Я это слышу. Она могла бы сейчас замурлыкать.

– Если ты хорошенько присмотришься, то увидишь все части истории по отдельности. – Обвожу пальцем каждую деталь по очереди, объясняя значение рисунка. – Это языки пламени, в котором сгорела лодка. И моя жизнь. Это крылья, они унесли от меня семью, которая у меня была. А вот это что-то вроде моей собственной версии символа инь-ян, который означает меня и моего брата-близнеца. А эти розы – для мамы. Да упокоится она с миром.

– А это что? – спрашивает Оливия, пробегая пальцем по надписи, которая вьется вокруг бицепса, ниже того места, откуда начинаются языки пламени. Теперь ее трудно разобрать, потому что пуля сорвала кожу.

– Раньше тут было написано: «Никогда не забывай».

– Из-за раны теперь ничего не разберешь.

Я закидываю руку за голову и смотрю на Оливию. Она поднимает на меня свои влажные глаза.

– Это ничего. Оно того стоило.

Оливия смыкает веки, как будто хочет отгородиться от болезненного воспоминания.

– Тебя могли убить, – тихо произносит она.

– Эй, – говорю я, дожидаясь, когда Оливия откроет глаза и посмотрит на меня. – Теперь ты знаешь, что я не просто молол языком, когда сказал, что готов ради тебя принять пулю. Оливия, я тебя люблю. Я бы с радостью получил пулю, или напоролся на нож, или ввязался в драку, или… да все что угодно, лишь бы ты была в безопасности. – (В зеленых глазах Оливии стоят слезы.) – Но тебе не нужно из-за этого плакать или расстраиваться.

– Я не расстраиваюсь, – говорит она дрожащим голосом. – Я, наоборот, очень счастлива слышать от тебя такие слова.

– Правда? – Я ухмыляюсь.

Пробегаю пальцами по ее боку, чтобы пощекотать, и замечаю, что она липкая.

– Как бы мне ни хотелось остаться с тобой здесь еще на несколько дней, полагаю, лучше нам спуститься, чтобы ты могла вымыться. А то ты вся измазана.

– Странно, чем бы это?

– Я не вполне уверен, но если ты на самом деле интересуешься, мы можем попытаться разобраться в этом вопросе: есть несколько сценариев, которые могли привести к тому, что ты стала такой… липкой.

– Обещаешь?

– Да, черт возьми, обещаю!

Я чмокаю Оливию в губы, шлепаю по попе, а потом помогаю ей отлепить свою грудь от моей. Что есть сил стараюсь не замечать, как напряглись ее соски от этой легкой стимуляции. Чувствую говорящее само за себя подергивание между ног – оно сообщает: «Не все части твоего организма спокойно относятся к этому». Однако следующие слова Оливии эффективно снимают эрекцию.

– Так как же быть с Нэшем и Мариссой?

– Не знаю. Меня это не заботит.

– Правда? Тебя не волнует, что происходит с твоим собственным близнецом?

Я пожимаю плечами:

– Не то чтобы я желал этому парню смерти или чего-нибудь плохого, но он совсем не похож на моего брата, каким я его помню.

– Может быть, вам обоим нужно время, чтобы познакомиться заново, узнать друг друга получше в мужчинах, которыми вы стали.

Я снова растерянно приподнимаю плечи:

– Может быть.

«Но я ничего не обещаю!»