Поднимается ветер…

Когда герцог Алларэ приказал ему отправляться спать, юноша поехал не домой, а в казармы. Он подозревал, что Кадоль запрет его в подвале и больше уже не выпустит из особняка. В казармах же должна была найтись вода для умывания и койка. О большем он не мечтал. Часом позже оказалось, что лучше было бы поехать в особняк. Сопровождающие сдали Саннио в руки полкового лекаря, и юноша быстро начал подозревать, что Кадоль с палкой куда менее страшен, чем зверообразный громила необъятной ширины, больше похожий на помесь палача с медведем. Тот удивленно покачал головой, узнав, что недоразумение в плачевном состоянии — наследник герцога Гоэллона, а, стало быть, командир и господин, и принялся за работу. Наследник очень быстро заподозрил, что могучий мрачный дядя связан с родом Гоэллонов узами не вассалитета, а кровной мести. Лекарь вправил Саннио руку и наложил тугую повязку, но на этом испытания не кончились, а лишь начались. Ему налепили на спину горчичники. Напоили рвотным корнем, после чего юноша добрый час блевал в услужливо подставленный тазик. Пил из кувшина воду с малой толикой вина — и выблевывал. Когда перестало тошнить, лекарь напоил его некой нераспознанной, несмотря на все уроки Руи, но удивительно мерзкой травяной настойкой и заставил лежать с уксусным компрессом на лбу. Что удивительно, где-то между тазиком и компрессом голова болеть перестала. Вместо этого в теле образовалась приятнейшая легкость и предчувствие полета. Когда Саннио встал с лавки и собрался куда-то идти, он едва не врезался головой в грудь мучителя — после чего получил пару шумных оплеух с извинениями: дескать, сугубо ради приведения господина в чувство… Юноша порывался удрать из лазарета, как только понял, что голова не болит, а ноги держат, но злобный лекарь продержал его там до вечера, причем запер дверь снаружи, а окон в комнатке не было. Пришлось выполнять приказ: спать. Проснулся он, к стыду своему, уже после вечерних сумерек. Вместо уставшего за день и ночь Крокуса Саннио привели его старшего брата по кличке Клематис. До сих пор на нем ездил только герцог Руи, и юноша решил, что это отмщение Бернара за неподобающее поведение племянника. Жеребец агайрской породы, несмотря на милое цветочное имя, был слишком своенравным и справиться с ним мог только герцог. Должно быть, капитан охраны надеялся на то, что Клематис быстренько скинет упрямого наследника и тот поковыляет домой. На смену пропитанному потом и невесть где изгвазданному в крови и вине костюму ему подобрали мундир, нашли более удобную кирасу и другую саблю, полегче. Тугая повязка на запястье не позволяла особо разгуляться. Из немногих знакомых ему приемов рубки Саннио теперь мог исполнить лишь один: прямой удар сверху вниз. Впрочем, он уже понял свою цену в качестве кавалериста. Зато он надеялся, что является не самым тупым и нерасторопным из порученцев герцога Алларэ. Как юноше рассказали в казармах, Реми был совершенным самозванцем: никто не назначал его новым комендантом Собры. Он просто обнаружил, что в городе творится бардак, а войска почему-то бездействуют или действуют в одну пятую силы, отправился в казармы, где и узнал, что комендант час назад убит, два его заместителя пропали без вести, а третий безуспешно пытается втолковать командирам алларских и эллонских полков, что те должны его слушаться. Полковники, как и требовал от них устав, подчиняться не собирались. А беспорядки, меж тем, набирали силу… Реми полюбовался на все это благолепие и чинопочитание, выслушал соображения третьего помощника коменданта о том, как и какими силами нужно наводить порядок в Собре, залепил ему по зубам так, что тот до вечера провалялся без сознания, и принялся действовать по своему разумению. Сеорийские полки не могли ему подчиняться, но он быстро договорился с командирами: они сугубо самостоятельно наводят порядок в Левобережье, а правую половину города оставляют эллонцам и алларцам. За то время, пока Саннио бессовестно дрых, ситуация не только не изменилась, но и ухудшилась, о чем юноша узнал от герцога Алларэ. Сначала белозубая улыбка и шальной блеск зеленых глаз навели наследника на мысль о том, что Реми все-таки напился: немудрено, если то и дело выхлебывать по бутылке вина. Однако ж, герцог оказался трезв и до бело-синего грозового ореола вокруг лица зол. От него разве что молнии не били, искры уже, кажется летели.

— Мы с вами рассчитывали на четыре полка? — приветствовал он Саннио неожиданным вопросом. — Так будут только два!

— Почему?!

— Потому что оба Мерреса на севере. Придут только сеорийские полки.

— Как это глупо все устроено… — вздохнул Саннио.

— Да уж, это устарело еще лет пятьсот назад. Нам, впрочем, от того не легче… Второе «мы» уже явно не было случайной оговоркой. Юноша смутился. Ничего важного он не сделал — так, мотался по Правобережью с приказами, да еще и свалился в самый неподходящий момент. Ничего подобного он не заслужил. Не было никакого «мы» — был Реми Алларэ, спасавший столицу, и недоразумение по имени Саннио, болтающееся у него на плаще дурным репьем…