Подняться на башню

Она находилась в рабочей комнате среди дюжины сестер. Было тепло. Из окна лился мягкий закатный свет, окрашивая занавеси алым. — Я его не чувствую, — снова сказала девушка. Ее никто не услышал: в камине потрескивали дрова, стрекотала швейная машина — недавно подаренная храму столичная новинка. Переговаривались за работой сестры. Я его больше не чувствую! — повторила Ойна, выпуская из рук вязание. — Не явствую Сердце! Совсем! Его нет!

Спицы со звонким стуком ударились о каменный пол. Желтый шерстяной клубок откатился в угол. В комнате стало очень тихо.

— Как такое может быть? — помертвевшим голосом спросила Минья.

— Не знаю, — прошептала Ойна

На следующий день до Брасьера дошли вести о том, что замок Убарис разрушен, а Чистое Сердце исчезло в неизвестном направлении. Перестали твориться чудеса, сестры потеряли способность исцелять, погас сиявший над башнями храма символ вечной любви богини.

Монастыри охватила паника. Сразу же по принесении благодарности Всемилостивой Матери за падение твердыни безбожного герцога был созван совет настоятельниц: святыню требовалось вернуть.

Ойна чувствовала себя потерянной. Она бесцельно бродила по обители, пытаясь вспомнить, чем жила до того, как ее коснулся свет Чистого Сердца. Каждую ночь ей снился один и тот же сон; просторное пустое святилище с трехгранными колоннами, подернутое паутиной возвышение посередине и пылинки, летающие над обломками когда-то живых статуй. Ойна просыпалась и до рассвета лежала с открытыми глазами, вглядываясь в светлеющее небо. Она знала, что если Сердце не найдется, то и ее тело скоро обернется хрупким алебастровым изваянием.

По утрам она смотрела в зеркало и думала: пройдет несколько месяцев — и ее лицо, ее руки и плечи станут белыми осколками, припорошенными пылью. Отданная Чистому Сердцу душа не спустится в Ристаговы Подземелья, и от нее, Ойны, не останется и следа.

Однажды вечером, стоя у окна, Ойна заметила широкоплечего нескладного человека, расположившегося на скамейке в скверике напротив храма. Была поздняя осень. Вялые, истончившиеся листья падали ему на колени, ветер трепал волосы, но он продолжал сидеть, рассматривая прохожих из-под насупленных броней.

— Кто это? — спросила Ойна у всезнающей Миньи.

— Это Нестор Нурр, скульптор. Великий человек, — с почтением ответила та.

— Чем же он велик?

Минья фыркнула и гордо уперла руки в бока, словно имела непосредственное отношение к его успехам:

— Он делает портреты в камне, да такие, что от оригинала не отличишь! Для богатеев, желающих запечатлеть себя навеки.

Девушка вздрогнула и кивнула, не отрывая взгляда от Нурра:

— А почему он сидит там, на холоде?

— Да поди пойми. Каждый день почти его вижу. Воздухом дышит, наверное.

— Наверное, — согласилась Ойна. Минья посмотрела на нее с сочувствием:

— Ничего, детка, потерпи. Я слышала, придумали что-то настоятельницы. Тома перерыли все, свитки перечитали, изобрели способ отыскать Сердце. Скоро поедете в Убарис. Все хорошо будет.

Ойна снова кивнула. Ее мысли были далеко.

С того дня она часами простаивала у окна, ожидая появления скульптора.

«Делает портреты в камне, — вертелось у нее в голове, — а такие, что от оригинала не отличишь». — В камне, — шептали губы. «От оригинала не отличишь», — билось в висках. — Навеки, шелестели опадавшие листья.

* * *

Около десяти часов утра через монастырские ворота прошли две монахини в традиционных сине-серых одеяниях. Они шли неторопливо, переговариваясь между собой и благословляя встречных прихожан. Одна из монахинь была совсем молоденькой — коренастая неуклюжая девушка с крепкой крестьянской фигурой. Другая была высокой, стройной, с плавными движениями. Ее яркие зеленые глаза сверкали из-под надвинутого на самые брови бурого шерстяного платка.

— Шаг делай чуть поменьше, — цедила Риль сквозь плотно сжатые зубы. — Ты не солдат на плацу, ты скромная служительница Амны.

— Я стараюсь, — ответил Хёльв и чуть не упал, запутавшись в длинных юбках.

— Плохо стараешься. Утешает только то, что тут и помимо нас есть на кого посмотреть.

— Можно подумать, я обязан уметь ходить в платье, — обиженно проворчал юноша.

Ударивший ночью мороз превратил чуть оттаявшие дорожки в полосы сияющего льда, и ноги непривычного к грубым деревянным башмакам Хёльва то и дело скользили и разъезжались. Остановившись, чтобы перевести дух, он с немой благодарностью смотрел на девочек-послушниц с корзинами, разбрасывавших перемешанный с солью песок. Возле укутанного снегом фонтана расположилось трое братьев во Отце Непостижимом. Баулик с достоинством напевал молитву, сидевшие по обе стороны от него Лэррен и Нестор Нурр почтительно внимали. Длинные волосы эльфа были заплетены в скромную косу, скульптор умело перебирал четки и время от времени с поклоном протягивал мирским чашу для подаяния. Стараясь не слишком глазеть на друзей, Хёльв и Риль направились к центральной башне. Нурр поставил чашу на землю и пошел следом.