Поднять Атлантиду

И тут он увидел изуродованные людские тела и все то, что осталось от базы. Словно ненужные игрушки раскидало по ледовому карнизу в нескольких сотнях метров ниже. Военный техперсонал, в их белых термокомбинезонах, едва удавалось различить среди винегрета из раздавленной фибергласовой скорлупы и скрученного металлокаркаса. А вот зато гражданских видно хорошо. Как всегда, ученых экипировали разноцветными «алясками». Один из них лежал навзничь на крохотном выступе, вдали от остальных. Шея вывернута под неприятным углом, вокруг головы — венец. Как фотоснимок в рамке. Только ярко-алой.

На секунду в глазах потемнело, когда Дрейк увидел то, во что превратился его заместитель. Но медлить нельзя. Надо проверить, кто остался, кто еще дышит… Собрать оборудование, вызвать помощь… Надо что-то делать…

— Эй! — крикнул Дрейк в пропасть. Собственный голос словно хлыстом ударил по нервам. — Есть кто живой?

Нет ответа. Только ветер посвистывает на щербатых кромках расселины.

Дрейк прищурился. Кажется… Ну да. Это что там торчит? Вон, прямо изо льда? Вроде бы и не пластик от купола, и не сталь каркаса. И вообще, на базе такой штуки не было… Нечто солидное, плотное да к тому же… светится?!

— Что за хрень? — пробормотал капитан-лейтенант.

Вымерзшая пустыня зловеще промолчала. Вдоль позвоночника словно царапнули сосулькой, и Дрейк вдруг как-то особенно ясно понял, что остался один.

С замирающим сердцем он принялся шарить среди разбросанных обломков, моля о коробке спутникового телефона. Хотя бы на пару секунд — и все. Вашингтон поймет, что случилась беда. А надежда, что помощь на подходе — подумаешь, сколько-то там часов от станции Мак-Мердо или Амундсена-Скотта! — придаст ему сил, чтобы соорудить некое подобие укрытия и продержаться, пересидеть…

Взвизгнул шквальный ветер. Лед под ногами дернулся, просел — и, давясь криком, Дрейк полетел головой вниз в темноту. Глухой удар, в позвоночнике что-то мерзко хрустнуло, и ноги словно стали чужими. Он попытался было позвать на помощь, но изо рта вырвался только сухой хрип.

С небес молчаливо и бесстрастно взирали звездочки Ориона. В воздухе поплыл непонятный, странный запах. Как если бы сама атмосфера изменилась. В груди по-прежнему билось сердце, только в каком-то незнакомом ритме, словно он терял контроль над телом. С другой стороны, руки вроде бы двигаются.

Дрейк похлопал ладонями по куртке, нащупал фонарик и нажал кнопку. Работает. Он зашарил лучом вокруг, натыкаясь только на полупрозрачные ледяные стенки. Через секунду-другую зрение адаптировалось, но он все еще не мог понять, на что смотрит. Какие-то комки, словно вкрапления из угля. И тут он сообразил. Глаза. Прямо на него сквозь лед смотрит маленькая девочка.

Дрейк секунд десять не мог отвести взгляд от лица напротив, а затем, усилием воли подавив рвущийся из глотки стон, отвернул голову. Кругом — сотни прекрасно сохранившихся человеческих тел. Вмороженных в лед. Вмороженных в само время, отчаянно тянущих к нему руки сквозь века.

Тут он сдался и распахнул рот, чтобы от души, из самого нутра крикнуть, но внизу громыхнуло опять, и на капитан-лейтенанта обрушилась лавина ледяных глыб и зазубренных осколков.

2 Через двадцать одни сутки после открытия Плоскогорье Наска, Перу

Конрад Йитс бросил взгляд вдоль скалистого обрыва. Под ним, в доброй сотне метров, в мареве безжалостного перуанского солнца мутно поблескивала безбрежная пустыня. Отсюда хорошо видны линии Кондора, Обезьяны и Паука, словно вытравленные в спекшейся корке, походящей на поверхность Марса. Знаменитые рисунки Наска, седые от древности и настолько громадные, что только с приличной высоты можно охватить взглядом их многокилометровые контуры. А заодно и увидеть вон то крошечное пылевое облачко, деловито катящееся по Панамериканскому трансконтинентальному шоссе. Облачко остановилось возле автофургона, что Конрад парой часов раньше припарковал на обочине. Он достал бинокль и навел фокус. Два военных джипа. И восемь вооруженных перуанских солдат, берущих автофургон в кольцо. «Черт их дери, — уныло подумал он. — Откуда они узнали?»

Фигурка на соседней страховочной веревке закончила поправлять рюкзак и окликнула партнера:

— Эй, Конрад? Что-то не так?

Он усмехнулся на французский акцент и взглянул в нахальные голубые глазки, смотревшиеся особенно бесстыже на по-детски гладком личике. Двадцатичетырехлетняя Мерседес — дочка французского медиамагната и продюсер Конрада на проекте «Древние загадки Вселенной». Увязалась помогать в поисках места для съемки.

— Пока нет. — Он убрал бинокль. — И меня зовут доктор Йитс. Уж давно пора запомнить.

Девушка надула губки и показала язык. Ее «конский хвост», выбившийся из-под бейсболки, раскачивался под ветром и наводил на мысль о чистокровной кобыле, раздраженно отмахивающейся от слепней.