Подмена для Ректора

Без дальнейших промедлений, я спешу попробовать *это* на вкус — широко, вкруговую облизываю головку… и даже не знаю, что мне нравится больше — вкус, запах или долгий глухой стон, прорезавший комнату в ответ на столь простое действие. Внутренне усмехаюсь — и почему я думала, что мужчине надо что-то особенное, что-то сверх-профессиональное?

Стоп! Почему я вообще об этом думала?

Снова пытаюсь ухватить за хвост какую-то важную мысль, какое-то воспоминание из моей реальной жизни… но мужчина нетерпеливо толкается, напоминая о себе.

Я морщусь, хочу сказать ему, чтоб не мешал думать, приоткрываю для этой цели рот… и он нагло пользуется этим, точно и расчетливо пихается внутрь, моментально закупоривая меня — полностью, целиком заполняя всю полость рта — до болезненно растянутых уголков и внезапного рвотного позыва глубоко в горле…

Мои глаза расширяются от осознания, что нет, все далеко не просто — ведь я и треть еще не всосала, а уже не могу, уже тяжело, и непонятно, что делать дальше…

— Ох, черт бы тебя побрал…

В панике я поднимаю голову — он зол на меня, недоволен моей неопытностью, иначе бы не ругался!

И меня прошибает, насквозь простреливает от зрелища, что открывается передо мной — мертвой хваткой вцепившись в простыни, мужчина откинул голову и так замер, всей своей позой выражая наивысшую степень блаженства… Лишь рельефная грудь его чуть поднимается и опускается в такт стонам — судорожным и рваным, будто ему не хватает воздуха…

Я решаю, что пусть меня стошнит от рефлекса, но я хочу его таким подольше.

И набрасываюсь на его член с пугающей меня саму алчностью. Всасываю, работаю вдоль ствола языком, периодически пытаясь заглотить эрекцию в самое горло — хоть до такого умения мне еще ох как далеко… Чтобы было легче, представляю себе тающее на жаре мороженое, с которого нужно как можно скорее слизать шоколадную глазурь, иначе она стечет вниз и достанется не мне, а собакам, которых выгуливают в парке на поводке…

Через пару секунд моего пиршества, слышу хлопок, и по правой ноге больно щелкает подтяжка — порвавшаяся, как перетянутая тетива лука. Неотчетливо понимаю, что он порвал ее! — как, по всей видимости, мог сделать и раньше… и в тот же момент чувствую, как меня берут за руку…

— Помогай… помогай себе… — хрипло приказывает он, и показывает, как — обнимает своей орган моей ладонью у основания — там, где не достает мой рот. — Вот так… хорошо…

Я вспоминаю, как делал он сам и двигаю этой рукой, пытаясь пристроиться, наладить двойной ритм, головой и рукой одновременно — вверх-вниз и обратно…

Боже, как это трудно, и как же бестолково я это делаю… Он никогда не кончит со мной… Вон и сам уже ритмично толкается мне навстречу, потому что я не справляюсь…

— Эль… — стонет вдруг мужчина и закапывает руку в моих волосах, сильно сжимая пальцы. Я поднимаю на него глаза, мимолетом замечая, что уже вся в слезах от усилий… и встречаюсь с его глазами — темными, как беззвездная ночь, подернутыми дымкой. — Эль… я… сейчас…

Зрачки его закатываются на мгновение, он весь напрягается и явно пытается меня оттянуть. Но я не согласна. Я хочу его семя — хочу сделать то, на что никогда не соглашусь в реальной жизни. Хочу, чтобы он кончил мне в рот.

Поняв, что я задумала, он рычит что-то неразборчивое, и, прекратив оттягивать меня, надавливает на голову, сильно толкаясь несколько раз навстречу… замирает весь, будто окаменел… и со стоном выстреливает мне в горло вязкой, чуть солоноватой жидкостью.

Давясь и кашляя, я пытаюсь проглотить — но ее много, очень много… жидкость стекает мне по подбородку и на шею, я размазываю, вытираю ее рукой…

И в эту же минуту меня подхватывают за подмышки и тянут наверх — к нему, в горячие, мужские объятья, где вытирают лицо краем одеяла и целуют — в щеки, в губы, в подбородок — везде. Жадно и безудержно.

— Моя хорошая… — слышу, всхлипывая в его объятьях, — моя… только моя…

И медленно, сладко потягиваясь, я просыпаюсь.

Глава 10

— Ааа!! Где я… Что вы со мной сделали?! — невозможным образом пытаясь прикрыть наготу тем же одеялом, на котором лежала, я вывернулась так, что чуть не свалилась на пол.

— Стой! Куда… — успев схватить меня под руку, Габриэль подтянул мое бьющееся в панике тело поближе к себе и подальше от опасного края кровати.

ЕГО кровати! О боже, я в кровати господина ректора… И почему «Габриэль»?! Почему, к чертям собачьим, я зову ректора «Габриэль»?!

Память услужливо подкинула мне несколько картинок из моего недавнего сна.

Этот ведь был сон, правда? О, боги, пусть это был сон…

Мой мечущийся взгляд упал на пустую склянку из-под зелья, забытую на прикроватной тумбочке… потом на расслабленную шнуровку шаровар мужчины, который честно пытался успокоить меня, уложить к себе на грудь — где я и проснулась…

И тут я увидела. Волосы… черные, густые волосы в прорезе этих самых шаровар… Я все еще чувствовала их запах! Я очень хорошо его запомнила, этот запах…

О боже…

Будто невидимый клапан вдруг перекрыл приток кислорода в груди… Задыхаясь, я хватанула ртом воздух, чувствуя себя рыбой, выброшенной на берег…