ПодЛох

Говорили, что до того как стать преподавателем в нашем институте, был неплохим оперативником. Специализировался на смежных измерениях. Был у него дар, открывать двери между измерениями, да так, что никто ему и в подметки не годился. Но потом старик свихнулся на одном из своих заданий. Да ничего страшного. Не буйный. Часть своего умения, конечно, растерял, говорит, голова не та стала, но и остатка его дара хватало за глаза. Бывало такое учудит, что диву даешься. И уж больно нравился ему его предмет. Всегда говаривал, хочешь быть лучшим, присматривайся и принюхивайся к окружающему. Мол, наши прадеды не зря приметам верили и нам завещали. Короче мучил нас, спасу нет.

Порой спросит — а почему нельзя брать булавку, если она лежит острием к тебе? А ты напрягай мозг, вспоминай. Не ответишь — пара гарантирована. Три двойки подряд и домашнее задание. Этого все студенты боялись как огня. А как не боятся. Если у него дома, очевидцы говорили, наслоение аж пяти измерений. А давать задания Бартоломей Зигизмундович (имечко то какое) был мастак. Закрутит, завертит в измерении, дверь не найдешь и пока не ответишь на вопросы, не выпустит. И что делать, если здесь пять минут пройдет, а там лет пять. Вот и сидишь, как в тюрьме и мучаешься. Изверг, одним словом. И главное, не было ни одной записи, ни в одном деле, что эта приметалогия кому-то помогла.

Сегодня Зигизмунд (как мы его за глаза называли) явно был в ударе. Притащил большущего и ленивого черного кота. Кот был килограмм двадцать и явно кастрированный. Он невозмутимо с достоинством выполнял все задания преподавателя. Надо — замяучит, значит, скоро ребенок появиться, надо — передними лапами в стекло упрется. Гостей жди. Ну а про то, если дорогу перейдет, и так все знают. Но тут у нашего препода возник один заковыристый вопрос. И кому вы думали его задали.

— Итак, Иван, — Зигизмунд потер руки в предвкушении, у меня то уже две двойки были, — с черным котом мы определились, а что делать, если дорогу перейдет трехцветный кот?

Попадос, как я говорю. Начал лихорадочно вспоминать, что же там, в учебнике про трехцветного кота говорилось. А вместо того, чтобы внятный ответ найти в моей дурной голове, образ Джалии и адресок заветный. И все. Вселенская пустота! Дался ему этот кот трехцветный!

— Так, так Синицын, сколько у вас уже двоечек? — он потянулся за журналом.

И тут произошло чудо. Открылась дверь, и в лекционный зал вошел секретарь Ректора. Он что-то проговорил тихо Зигизмунду и удалился.

— Повезло тебе Синицын. К Ректору, срочно!

Час от часу не легче. И что же означает этот треклятый трехцветный котяра?!

— Ну те-с, здравствуйте молодой человек. Как здоровье?

Олег Павлович внимательно посмотрел на меня поверх очков.

И не поймешь, смеется, или действительно переживает.

— Спасибо, господин Ректор, — гаркнул я молодцевато, — все хорошо. Здоровье отличное!

— Гляди ж ты, орет как на параде и формулировка официальная. Ты брось то официоз свой, и присаживайся, дело у меня к тебе есть.

Я секунду размышлял, не пойти ли напролом и не выложить ли все как на духу ему про сыночка буйного и про зазнобу мою, но решил пока рано. Отодвинув стул, аккуратно присел на краешек. Мало ли что.

— Ты Иван не сердись на Дэва, он горяч и молод. Весь в маму. Я не буду вмешиваться в ваши юношеские раздоры. Что же касается Джалии, то она уже не маленькая, сама разберется. Не скрою, для меня это неприятная ситуация, да и вообще… — Ректор оборвал себя на полуслове и замолчал.

Мне сразу стало неудобно, и я заерзал. Ну почему всегда, в самый ненужный момент, мне становится невыносимо стыдно? Стыдно за Джулию — вертихвостка, стыдно за Дэва — отца подвел, и очень стыдно за себя — семью разбил. Хотя в последнем утверждении ноль логики, они расстались задолго до нашей встречи (по крайней мере, так говорила Ирка), но стыдно было хоть проваливайся в ад, или что там у них вместо него. А еще стало жаль Олега Павловича.

Я прочистил горло, собираясь хоть что-нибудь сказать.

Олег Павлович устало махнул рукой, и мы поняли друг друга без слов. Все и так ясно.

— У меня к тебе Ваня, есть одна просьба. Приказывать в этом случае тебе я не могу, так как ты еще не перешел на второй курс и еще не зачислен на практику. Ты уже полгода как студент, преподаватели тебя хвалят, особенно Георгий Аркетович.

Перед моим мысленным взором предстал преподаватель по самообороне и быстрому реагированию. Я даже после занятий бежал к нему. Вы то поняли почему. Встреча с «бетонной балкой» коей являлся сынок Ректора, требовала адекватных мер.

— Как я уже и сказал, тебя хвалят и я этому очень рад. Скоро летняя сессия, а там и каникулы. Я похлопотал за тебя, и все со мной согласились, что тебя можно экстерном переводить на второй курс. А на втором курсе, ты это наверняка знаешь, первые полгода, казарменное положение. Все студенты факультета приписываются к оперативным частям. Но туда, куда ты поедешь — боевая обстановка. И в этом случае, я должен получить твое согласие.