Тот самый, что с Черноморского флота гардемарином изгнан. Глядишь, здесь призвание нашел. Только случилась неприятность, именуемая войной, и дерьмо вылезло наружу. Недобросовестность с трусостью отлично уживаются.
— Рапорт на предание морскому суду я напишу по окончании боев. Вы и вы, — Макаров ткнул в двух капитанов рядом с Синявиным. — Втроем очищаете проход, на котором не должно быть мин и два часа назад взорвалась русская подводная лодка. Я принял торпеды и выхожу следом. Если хоть один увалится с курса на минный проход, расстреливаю за трусость в бою. У меня над водой девять узлов, на ваших плотах не удрать. Бегом! Остальным продолжать минирование в северном направлении.
— Но, ваше высокоблагородие, пришел приказ закрывать до Эстляндии…
— Вам подробно объяснить, офицер, что я думаю о вас, вашем командовании и всем минном доме терпимости? Непременно, но позже и в присутствии генерал-адмирала. По начальному распоряжению все мины стоят к Финскому княжеству?
— Никак нет, но…
— Отставить. Новый приказ исходит из выполнения первого. Адмиралтейство не знает, что вы колупались пальцем в корме, а не мины ставили.
Оставшиеся три капитана минзагов переглянулись, самый молодой вздохнул:
— Как раз англичане на север подались.
— А вы хотели ставить мины в Фонтанке, гардемарин? Чтоб вас никто не обидел?
— Виноват, ваше высокоблагородие.
— То-то же. Прослежу за тралением и к вам забреду.
— Вашвысокбродь, — оттарабанил запыхавшийся вестовой. — Господин комендант вас срочно просят.
Метнув последнюю глазную молнию в минеров, Макаров зашагал к коменданту порта. Тот показал рапорты с обоих маяков. Север докладывал, что британская эскадра собралась в кучу милях в семи-восьми в сторону Гельсингфорса у самого минного заграждения, на котором взорвался старый пароход. Несмотря на сумерки, там вовсю идет траление. С южного маяка доложили, что поблизости от него собрались три оставшиеся лодки.
Что-то недоброе мелькнуло в насупленных бровях коменданта. Сомнения разрешил молодой романтичный лейтенант, о которых поэты пишут «Юноша бледный со взором горящим».[17] Он испросил разрешения обратиться, потряс руку подводнику и горячо произнес.
— В прошлую войну англичане превратили наш форт в груду щебня, погубив изрядно людей в гарнизоне. Вы отогнали варваров! Ныне они боятся ваших торпед и тщатся найти путь в обход. Земной поклон вам, ваше высокоблагородие.
— Извольте заняться делом, лейтенант! — рявкнул комендант.
Вот и прояснилось. Для подполковника последний шанс продвинуться по службе и сбежать с опостылевшего острова — пострелять по британцам. Сколько православных погибнет в огненной потехе — не столь важно. Бабы нарожают…
— Объяснитесь лучше, господин подполковник. С северного маяка видны шхеры берега Финляндского княжества, там также маяк стоит. Какого же дьявола нет световой связи с материком?
— Так что телеграфическая была, — недоуменно колыхнул зарослями усов комендант. — Все новейшее, телеграф, аэростат, телектрофон, согласно циркулярам Адмиралтейства.
Еще бы мозги поновее, сердился Макаров, руганью и зуботычинами подгоняя вялых человекоподобных, опускавших маховичные торпеды в бортовые ниши «Лосося». На самом деле в безобразии и разгильдяйстве виноват дружище Александр, почивший на лаврах. База подлодок в Гохланде — его епархия. Когда, любопытно, он в последний раз был на острове и строил местных? Немец, педант. Почему не может того же спросить с других? Из него воспитатель — как из дерьма пуля. Лучше бы занимался только прожектами.
Доносились отдаленные взрывы. Всплывшие мины, сорванные с минрепа, проще расстрелять, нежели обезвредить. С маяков сообщили, что на юге подорвался и затонул посланный Макаровым минзаг, на севере — британский тральщик. Туда им и дорога, сплюнул каперанг. Неизвестно, на кого больше зла не хватает — на непрошеных гостей с Альбиона, которые нагуляются в войнушку и вернутся домой, или местных синявиных, каковые навсегда останутся тут и продолжат карабкаться по морскому карьерному трапику вверх.
Оставил приказ подлодкам не отдыхать ни минуты, ежели «железо» позволяет — срочно брать торпеды и обходить британское столпотворение с запада, стараясь расстреливать броненоски и канонерки сопровождения. Тогда оставшейся паре броненосцев и беззащитным грузовым судам пристало выбирать себе место на дне поуютнее.
Через полтора часа «Кальмар» отправился к тральщикам, разминувшись с «Окунем», «Кайманом» и «Мако», колонной следовавшими в бухту. Окончательно стемнело, зато вражьи корабли освещались как Невский прошпект. Прожекторы шарили у бортов, отыскивая срезанные и всплывшие мины.
— Поглядите, Феликс Викторович, они снова пароход вперед пускают, килем щупать заграждение.
Лодка дрейфовала в какой-то полумиле от британского копошения, невидимая на фоне черной балтийской воды.
— Догадываюсь о вашем замысле, ваше высокоблагородие. Они пойдут в узкий проход, мы будем стрелять их как в тире?